История о разрушении Трои - [11]

Странную пусть, но правдивую речь я открою, внимайте;

Ибо фригийцу-певцу изъяснил вернейший свидетель —

Глаз очевидца, легендам неведомый — Марсову сечу[71].

Знакомство Иосифа с классической литературой и его здравый смысл были достаточны, чтобы он заметил «странность» Даретовых речей и необходимость оправдать ее; но вместо того чтобы «преодолеть предрассудки эпохи» и усомниться в правдивости «Дарета», он, напротив, сделал саму правдивость парадоксальным объяснением неправдоподобности, а в своей поэме почти везде сумел так осмыслить наивную информацию Дарета, что по его поэме невозможно было бы догадаться о качестве первоисточника[72].

Поэма Иосифа Искана неоднократно издавалась в XVI—XVII веках; мало того, ее часто и считали «Даретом Фригийским», то есть стихотворным переводом Корнелия Непота со стихотворного же оригинала[73]; при этом «настоящего», прозаического Дарета оставалось считать лишь сокращенным прозаическим пересказом Иосифа[74]. Эта распространенная ошибка был исправлена в издании Самуэля Дреземия, 1620 года[75].

Еще одно, много менее ученое и изящное латинское стихотворное переложение Дарета, в 5320 элегических дистихах, было сделано в 1249 году Альбертом Стаденским[76]; поэма называется «Троил», что автор объясняет следующим образом:

…Из-за Троянской войны «Троилом» названа книга[77].

Дарет избран Альбертом для переложения опять-таки потому, что у него нет «поэтических вымыслов» (figmenta poetarum); о методе своей работы с источником Альберт говорит:

Следую точно за ним, лишь речи мужей добавляя,

То, что сказали они или могли бы сказать[78].

Альберт знал Вергилия и Овидия и подражал второму в сложении своих дистихов.

Дарет в латинской прозе Средних веков; Гвидо де Колумна

Особенности литературной судьбы Дарета хорошо сформулирована двусмысленностью слова Historia, «История» в заголовке книги; с одной стороны, история — это книги историков, начиная с Геродота и Тита Ливия, и в этом контексте Дарета пытались воспринимать наиболее образованные из его читателей, от Исидора Севильского до некоторых его издателей XVI века; но с другой стороны, начиная с позднего Средневековья, слово «История», точнее «История о…», Histoire de… звучит прежде всего как заголовок множества популярных книг, прежде всего пересказанных или написанных прозой рыцарских романов, и сохраняет такое звучание много веков (в России еще в XVIII веке выходило много «Историй о…», например, «История о славном рыцаре Полиционе, египетском царевиче», и тому подобное). Любовь Ахилла к Поликсене, становящаяся одной из главных движущих сил интриги — почти революционное новшество с точки зрения эпической традиции о Троянской войне, но нечто вполне само собой разумеющееся для рыцарских романов и «историй о…», в общество которых попали благодаря «Дарету» писавшие просто историю Корнелий Непот и Саллюстий Крисп. Через неясность представления древних о том, был ли Дарет эпиком или прозаиком и через двусмысленность заголовка его книги открывается его место в общей картине развития эпических жанров европейской литературы — от героического эпоса через рыцарский роман к современному роману; в контексте этого процесса нужно рассматривать средневековые переработки Дарета.

Из прозаических латинских переработок «Истории о разрушении Трои» самой ранней является версия X века, сохранившаяся в библиотеке Лейденского университета[79], а самой известной — «История разрушения Трои» мессинца Гвидо де Колумна, написанная в конце XIII века (т.е. после Иосифа и Альберта)[80]. Гвидо, вместе с некоторыми современными исследователями, считал, что латинский Дарет является сокращением греческого; его не устраивает лапидарная лаконичность Дарета, бывшая для многих доказательством его правдивости: «хотя некий римлянин по имени Корнелий, племянник великого Саллюстия[81], и позаботился перевести эти книги на латинский, однако, чересчур заботясь о том, чтоб быть кратким, многие детали повествования, которые весьма могли привлечь внимание читателя, ради излишней краткости неподобающим образом выпустил»[82]. Пропуски «племянника Корнелия» Гвидо восполнял за счет Диктиса и других известных ему авторов (Вергилия, Птолемея, Исидора и пр.), но более всего за счет Бенуа де Сент-Мора, о котором пойдет речь ниже (причем ссылки Гвидо на «Дарета» иногда относятся к «настоящему», «нашему» Дарету, а иногда к Бенуа, который сам нигде не упомянут); «История разрушения Трои», хоть и написанная по-латински, приобретала под пером Гвидо черты средневекового рыцарского романа.

Книга Гвидо имела чрезвычайную популярность, неоднократно издавалась и переводилась на все языки. В двадцатых годах XIV века появляются ее переводы (а также переработки, получавшие затем свою судьбу) на итальянский, затем на французский, английский, немецкий, испанский и прочие языки. Даже чаще, чем переводы, писались и издавались переработки (сокращения, расширения, стихотворные переложения), получавшие затем собственную судьбу, часто скрещивавшуюся с судьбой источников — Дарета, Бенуа, самого Гвидо[83]. Следует отметить французскую переработку Гвидо Раулем Лефевром; английской переработкой Лефевра была вышедшая в 1474 году известная книга Кэкстона Recuyell of Histoire of Troye, которой пользовался Шекспир.