История о разрушении Трои - [12]

К Гвидо де Колумна восходят и древнерусские прозаические повествования о Троянской войне[84], сохраняющие упоминания Дарета и заимствованную у него информацию. Одна из версий была напечатана в 1709 году[85] и на протяжении XVIII века неоднократно перерабатывалась и переиздавалась[86]. Из многочисленных разноязычных версий «Троянских сказаний» можно упомянуть курьезную латинскую повесть, являющуюся переводом на латинский с одного из славянских языков (с польского?)[87], причем среди латинского текста имена собственные сохранены в искаженном и славянизированным виде[88]. Иногда славянизация заходит и дальше: Ифигению приносят в жертву не Диане, а Цвентане (sacrificium Cvêntanae). Латинский переводчик, как показывают многие места, знал классическую латинскую литературу (по крайней мере, Овидия), так что решение о сохранении славянского колорита было принято в какой-то степени сознательно.

Дарет в литературе на новых языках; Бенуа де Сент-Мор

Наиболее ранние из известных переводов «Истории» на новые языки относятся к XII веку; что французские переводы Жана де Флиссекура[89] и ирландца Джоффруа де Уотерфорда[90]. Уотерфорд считал Дарета и Диктиса правдивейшими из историков и предпочитал их Геродоту, Фукидиду, Полибию и прочим. Многочисленные французские переводы были выполнены в XV—XVI веках. На итальянский Дарета перевел в 1570 году Томмазо Поркаччи, а в 1578 — знаменитый Поджо Браччолини; на немецкий — Марк Таций в 1536 году. Перечислять все переводы вряд ли имеет смысл.

Куда значительней прямого влияния Дарета было косвенное; история этого влияния начинается с того, что на Дарета опирался Бенуа де Сент-Мор, автор громадного (30 тысяч стихов) «Романа о Трое», написанного при дворе Генриха II около 1175—1185 года[91]. Бенуа 63 раза упоминает Дарета, иногда переводя его слово в слово, иногда пересказывая вольно и расширенно, иногда приписывая Дарету информацию, явно сочиненную им самим[92].

Успех рыцарского романа Бенуа выразился в том, что его сразу стали переделывать и переводить, причем прежде всего в процессе переработки пропадало имя автора; некоторые переработки вообще заключались почти только в том, что имя Бенуа, неоднократного упоминающего самого себя, заменялось именем переписчика (а также выражения вроде «богиня Диана» на «дьяволица, которую называли Дианой»); такова переработка Жана Малькарома[93]; в XIII веке известны немецкие стихотворные переработки Герберта Фрицлерского и Конрада Вирцбургского, голландские Якоба ван Мерланта и Сегера Дирегодгафа[94], и другие; мистерию о взятии Трои составил Жак Милле ок. 1450 года. Неоднократно пользовались Бенуа и прозаики, авторы «историй о…», романов того времени.

Герои Бенуа одеваются по моде XII века (что однажды также подтверждается ссылкой на Дарета[95]) и скачут верхом на конях (гомеровские же — только на колесницах), считая при этом саму Минерву déesse de chevalerie[96], «богиней верховой езды» и «богиней рыцарства»; любимую кобылицу Гектора Галатею ему подарила не кто иная, как фея Моргана[97], и она же, а не Аврора, была матерью Мемнона[98]. Но прежде всего герои Бенуа, в отличие от гомеровских, страдают от возвышенной любви к дамам.

Найдя у Дарета в каталоге портретов наделенную решительно всеми телесными и душевными достоинствами Брисеиду и не обнаружив нигде в дальнейшем ни одного упоминания о ней, Бенуа придумал для нее подходящую историю; его бурная фантазия превратила даретовскую несуразность в плодотворный материал дальнейшей истории европейской литературы.

Брисеида в «Романе о Трое» оказывается дочерью Калханта, которого Бенуа в согласии с изобретенной Даретом версией считает перебежчиком от троянцев к грекам; пока Калхант оставался в Трое, нежная любовь связывала ее с Троилом; когда же отец вместе с дочерью бежали в стан врага, неверная Брисеида полюбила Диомеда, и несчастная любовь к ней толкала Троила на воинские подвиги, пока его главного противника, Ахилла, удерживала от них несчастная любовь к Поликсене; в конце концов они все-таки встретились на поле брани и несчастный Троил пал с именем изменницы на устах, не оставив равнодушным благородного и не менее несчастного противника.

Трогательную историю любви Троила вновь изложил Боккаччо в своем «Филострате», написанном около 1338 года; однако там героиню зовут уже «Гризеидой» (возможно, так звали ее в той копии или переработке Бенуа, которую знал Боккаччо). Боккаччо первый ввел в историю сомнительную фигуру Пандара, соединив тезок — гомеровского стрелка из лука и плавтовского сводника. Во Франции — где Бенуа был уже забыт — Боккаччо переложил Пьер Бово (Beauvau), и книги их обоих знал Чосер, сочиняя свою поэму о Троиле и Крессиде (ок. 1360 года). Благодаря славе Чосера история Троила и Крессиды неоднократно излагалась в английской литературе XV в., и эти сочинения постоянно исследуются комментаторами Шекспира, так как в последний год этого века была поставлена его трагедия «Троил и Крессида». Шекспир, вероятно, знал и Гомера (в переводе Чепмена), и многое заимствовал оттуда, однако в целом сохранил фабулу Бенуа — Боккаччо — Чосера, возникшую из ошибки «Дарета Фригийского».