История Нью-Йорка - [13]
Некоторые авторы — среди них я с великим прискорбием вынужден упомянуть Лопеса де Гомара[98] и Хуана де Лери[99] — намекают, что хананеи, изгнанные евреями из обетованной земли, были охвачены таким ужасом, что бежали без оглядки до тех пор, пока, остановившись перевести дух, не оказались в безопасности в Америке. Так как они не принесли с собой ни своего национального языка, ни нравов, ни характерных внешних черт, то предполагают, что они в своем поспешном бегстве их растеряли. Впрочем, лично я этого мнения не разделяю.
Я оставляю без внимания предположение ученого Гроция,[100] который, будучи посланником и в придачу голландцем, достоин величайшего уважения, предположение о том, что Северная Америка была заселена бродячей ватагой норвежцев, а государство Перу основали колонисты из Китая, причем Манко, или Мунго, Капак, первый инка, сам был китаец. Я ограничусь также лишь упоминанием о том, что отец Кирхер приписывает заселение Америки египтянам, Бадбек — скандинавам, Шаррон[101] — галлам, Джуфредус Петри[102] — конькобежцам из Фрисландии, Милиус[103] — кельтам. Маринокус из Сицилии — римлянам, Ле Конт — финикийцам, Постель[104] — маврам, Мартин д'Англерия[105] — абиссинцам. Ограничусь и одним только упоминанием о глубокомысленной догадке Лаэта, утверждавшего, что Англия, Ирландия и Оркадские острова тоже могут претендовать на эту честь.
Я не собираюсь уделять внимание и придавать значение ни фантастической идее, будто Америка — это сказочная страна Зипангри,[106] описанная венецианским путешественником Марко Поло, известным фантазером, ни тому, что к ней относится и легендарный остров Атландида, описанный Платоном. Не стану также останавливаться для того, чтобы обсудить языческое утверждение Парацельса,[107] будто каждое полушарие первоначально было наделено своими Адамом и Евой; или более приятное для нашего самолюбия мнение доктора Ромэйна,[108] поддержанное многими безымянными авторитетами, что Адам принадлежал к индийской расе; или же поразительное предположение Бюффона, Гельвеция[109] и Дарвина, столь почетное для человечества и особенно лестное для французов, что весь человеческий род произошел случайно от выдающегося семейства обезьян!
Это последнее предположение, должен признаться, было весьма неожиданным и поразило меня весьма неприятным образом. Мне часто приходилось видеть в пантомиме, как клоун, в тупом удивлении наблюдавший за нелепыми прыжками арлекина, вдруг вздрагивает от внезапного удара деревянным мечом по спине. Тогда мне и в голову не приходило, что наступит время и со мной обойдутся столь же невежливо: пока я буду спокойно смотреть на этих степенных философов, старающихся превзойти в причудливых превращениях пестрого героя пантомимы, они неожиданно набросятся на меня и на моих читателей и одним взмахом своего воображаемого жезла превратят нас в животных! С этого мгновения я решил, чтобы не обжечься еще на каких-нибудь теориях, удовольствоваться обстоятельным описанием различных способов, с помощью которых потомков древних и почтенных обезьян переносят на интересующее нас обширное поле теоретических битв.
Это могло произойти в результате переселений либо по суше, либо по воде. Так, отец Хосе де Акоста перечисляет три сухопутных пути; первый с севера Европы, второй с севера Азии и третий из стран, расположенных к югу от Магелланова пролива. Ученый Греции ведет своих норвежцев приятной дорогой по замерзшим рекам и морским рукавам, через Исландию, Гренландию, Эстотиленд и Нарембергу.[110] Различные авторы, в том числе Англерия, де Хорн[111] и Бюффон, беспокоясь об удобствах путешественников, соединили два материка крепкой цепью дедукций — таким способом они могли перебраться, не замочив ног. Но если бы даже этого оказалось недостаточно, Пинкертон,[112] трудолюбивый старый джентльмен, компилятор книг и составитель учебников географии, некогда пустившийся во все тяжкие, резвившийся, как шаловливый мальчик и совершивший тысячу etourderies[113] среди парижских petites filles,[114] — Пинкертон, говорю я, построил между материками природный ледяной мост в четырех, пяти милях от Берингова пролива, за что заслужил искреннюю благодарность всех бродячих аборигенов, которые когда-либо перешли или перейдут по этому мосту.
Достойно великого сожаления то прискорбное обстоятельство, что все упомянутые выше почтенные авторы, приступив к своей работе, немедленно объявляли войну каждому автору, занимавшемуся раньше тем же предметом. В этом отношении писатели могут быть сравнены с некоей предусмотрительной птицей, которая, строя свое гнездо, обязательно разрушает до основания гнезда всех птиц по соседству. Эта злосчастная склонность самым плачевным образом препятствует развитию истинных знаний. Даже наилучшие теории всего лишь хрупкие творения и, однажды вверив себя речной волне, они должны остерегаться того, чтобы, подобно путешествовавшим вместе знаменитым горшкам, не побиться, сталкиваясь друг с другом. Однако примирить эту литературную вражду почти невозможно. Даже во мне, самом беспристрастном и свободомыслящем из всех людей, едва я принялся писать эту достоверную историю, сразу же зародилось полнейшее, злобное и невыразимое презрение, странное и непонятное недоверие, чудесными, неисповедимыми путями возникшее ироническое отношение к теориям многочисленных сочинителей, писавших до меня об этой стране. Я обзывал их олухами, болванами, остолопами, dom kops, botterick, domme jordans
