История меланхолии. О страхе, скуке и чувствительности в прежние времена и теперь - [42]

Трагедия Вертера, без сомнения, поразила многих молодых людей в самое сердце (подобный эффект в наши дни имеют самоубийства, про которые публика узнает из средств массовой информации). Сила воздействия объясняется наличием резкой социальной критики, стремлением Вертера к самовыражению, отчаянной попыткой найти альтернативу в музыке, поэзии, природе и любви, а также в самоубийстве, если в остальном его постигнет неудача.

Структуры чувств получают подтверждение и распространяются в рамках определенного исторического контекста или конкретной социальной ниши. Кризис Вертера, как в зеркале, отразил кризисные настроения определенной части молодой интеллектуальной элиты в годы, предшествующие французской революции. По свидетельству современников, в обществе было неспокойно, молодые люди то пребывали в возбуждении, то впадали в апатию. Их поведение отличалось нервозностью.

«Он посвящает себя лишь бесплодным мечтаниям и безнадежным проектам... Думает, что видит всех насквозь, и прячется от жизни... Молодость поддалась отчаянию, поверила ложным утешениям извращенной и экзальтированной фантазии, проявила вызывающее пренебрежение к жизни, безразличие, которое родится от уныния. Страшная болезнь приняла сотни различных форм»⁴.

Юные, однако уже достаточно известные в обществе литераторы, представлявшие движение «Бури и натиска», боролись с культом разума, претенциозным стилем жизни, внешней обрядностью. Они выступали за предельную эмоциональность и свободу личности и стремились жить в соответствии с этими идеями. Они были уверены в своей прозорливости, хотели изменить мир, вели себя экзальтированно и постоянно подчеркивали, что принадлежат к элите общества. Они были бы несносны, если бы не оборотная сторона их позы — уязвимость. В Швеции тоже встречался этот тип молодого человека. Примером может служить Юхан Габриэль Уксеншерна, о жизни которого мы знаем, в частности, по его дневникам. 19 лет от роду он разрывался между активной светской жизнью и меланхолическими настроениями, наблюдал и критиковал, скучал, писал стихи, читал по ночам, восхищался музыкой, много плакал⁵.

Сплин, или ennui (от фр. sennuyer — скучать), — чувство, характерное для молодежи, элиты общества и мужчин. Это состояние дает бунтарям, мыслителям, художникам и аутсайдерам возможность самим организовать свое ментальное пространство. Сплин становится одной из центральных форм меланхолии, поскольку в его основе лежат идея самореализации и нежелание приноравливаться к условностям общества.

Сплин считают болезнью XIX, а не XVIII века. К этому времени язык выражения чувств сместился в сторону большей сдержанности. Однако романтики говорят о мучительных телесных проявлениях сплина. Ламартин перечисляет следующие признаки черной болезни: усталость, спазмы, подавленность, отвращение к жизни, мечты о смерти; кажется, что боли физические, хотя на самом деле болит душа⁶.

Что же представляет собой эта форма меланхолии?

Отвращение

Сплин предполагает два основных чувства: отвращение и скуку. Эта двойственность сильно осложняет толкование. В то время как отвращение представляет собой яркую и острую реакцию организма («похоже на рвотный рефлекс»), скука относится к числу преходящих настроений.

Итак, отвращение. В чем состоит феномен отвращения к жизни, которое возникает в сознании и проявляется через ощущения?

Одно из основных свойств этого чувства заключается в том, что оно поражает тело. Густав Флобер писал о физическом отвращении и проказе души. У Жан-Поля Сартра есть роман о бессмысленности существования «Тошнота», где главный герой Рокантен рассказывает в своем дневнике о все возрастающем чувстве неприятия окружающего мира и собственного тела (первоначально писатель собирался назвать роман «Меланхолия»). «И Я САМ — вялый, расслабленный, непристойный, переваривающий съеденный обед и прокручивающий мрачные мысли, — Я ТОЖЕ БЫЛ ЛИШНИМ. <...> Я смутно думал о том, что надо бы покончить счеты с жизнью, чтобы истребить хотя бы одно из этих никчемных существований. Но смерть моя тоже была бы лишней»⁷.

Само слово «тошнота» показывает, насколько сильно отвращение. Как пишет Уильям Йэн Миллер в «Анатомии отвращения», «это сильный, внезапный приступ неприязни и гадливости, который захватывает все органы чувств. Так организм обычно реагирует на что-то разложившееся, тухлое, клейкое или слизистое»⁸. Жизнь кажется «вязкой, липкой, густой, как варенье» (в медицине это состояние называют идиосинкразией — немотивированной неприязнью и брезгливостью). Долгое время считалось, что такое чувство является показателем телесной сенситивности и в той или иной мере присуще всем людям.

Отвращение в чем-то схоже с чувством страха, но, в отличие от него, тесно связано с определенным объектом, вызвавшим это чувство. Страх же замыкается на самом человеке. Освободиться от чувства отвращения сложно, кажется, будто ненавистный объект навязывает человеку свой запах, консистенцию, движение, поведение, поскольку чего-то от него хочет. Это парадоксальным образом придает отвращению привлекательность. Психоаналитики неоднократно отмечали удивительный феномен — гадливость может быть соблазнительна.