История Марго - [37]

– Ваши блюда называют несбалансированными, – сказала я, воодушевившись. – Они создают иллюзию гармонии. Когда только пробуешь их, кажется, что вкусы идеально сочетаются, но чем дальше, тем ярче проявляется прежде скрытый вкус, который разрушает гармонию. Так устроен, например, ваш знаменитый десерт из сельдерея. Вы предлагаете антидот. Немного лимонного сока, чтобы смягчить соленость и горечь.

Шеф-повар улыбнулась.

– А вы неплохо подготовились. Видите, вы справитесь с этой статьей. Вы описываете мои блюда лучше меня.

Я покраснела, смутившись от собственной дерзости, и покачала головой.

– Нет-нет, – сказала я.

Она спросила, сколько мне лет.

– Двадцать восемь, – ответила я. На самом деле мне было двадцать семь, но день рождения у меня был через неделю, и называть меньший возраст казалось лукавством.

– Вы хотите детей? – спросила она.

Я помедлила. Раньше я всегда говорила “да”.

– Пока не знаю, – сказала я. Что мне было ответить? Да, но не сейчас? Слишком избитая фраза.

– В вашем возрасте это нормально, – сказала она. – Кажется, что время еще есть. Я и сама думала так же. Вы считаете, что можно сделать выбор позже, когда будете готовы. Могу я поговорить с вами откровенно?

– Да, конечно. – Я подалась вперед, чтобы показать, что слушаю ее.

– Я забеременела, когда была на год старше вас. Это было не запланировано. Помню, как у меня тряслись руки, когда я делала тест. Даже держать его в одном положении удавалось с трудом. Я попала в профессию всего несколько лет назад, все время работала, забывала поесть. Просто удивительно, как я смогла зачать. Я была целыми днями на ногах и скрывала беременность до последнего. К тому же отец ребенка не то чтобы играл важную роль в моей жизни. Никто из моих близких не понял, почему я не стала прерывать беременность. Она протекала легко, и я продолжала работать, практически не сбавляя темпа, до самых родов.

Моя дочь появилась на свет днем в ноябре. Я помню, что почти вся листва тогда уже опала. Ветки тянулись к небу, как иглы, и на них еще кое-где держались желтые листья. Прямо-таки сцена из фильма ужасов, если приглядеться. У меня голова разрывалась от мигрени, и я с трудом переносила яркий свет. Но даже это не могло отвлечь от ощущения внезапно наступившей во мне перемены. Можно сказать, это было чувство покоя.

Шеф-повар умолкла и подтянула ноги на диван. Стопы у нее были маленькими и широкими. Она заговорила снова, глядя в стену за моей спиной.

– Я назвала свою дочь Романой. С работы я ушла, чтобы заботиться о ней. Иначе кормить ее было просто невозможно. Я и не ожидала, что привяжусь к ней, а в итоге полюбила ее до безумия. Во время беременности все было не так. Когда я чувствовала толчки в животе, это была не моя дочь, а просто какое-то движение.

Ей исполнилось всего три месяца, но я уже собиралась вернуться на работу. Однажды я подошла к ней, когда она должна была проснуться, а она не дышала. Она лежала в кроватке с закрытыми глазами, как будто еще спала. Я схватила ее и бросилась к машине. Мне даже в голову не пришло вызвать “скорую”, я же доеду быстрее, мне надо было действовать. Я думала только о ее спасении. Я всегда знала, что делать в критической ситуации – если на кухне пожар, если не пришел важный заказ. Я выехала с узких улиц на широкие авеню и вскоре оказалась на круговом перекрестке у Триумфальной арки. Я проезжала его сотни раз, но тут меня будто парализовало. Я никогда не боялась встраиваться в непрерывный поток и часто поддразнивала друзей, которые старались не ездить через площадь Этуаль, но в тот день она показалась мне огромным неуправляемым водоворотом. Машины пугали меня. Не знаю, сколько это продлилось, может, всего секунд десять. Кое-как я стряхнула оцепенение и заметила полицейский автомобиль, стоявший на авеню Виктора Гюго. Я выскочила из машины, оставив дверцу открытой, и закричала. Мне удалось объяснить полицейскому, в чем дело, и он велел ехать за ним. Он включил сирену. Я следовала за ним почти вплотную, и так мы вдвоем выехали на перекресток. Он расчищал мне путь, визжа сиреной и вклиниваясь между машинами, как Моисей, повелевающий морю расступиться. Я знала, что Романа будет жить благодаря этому полицейскому. Разве могло быть иначе? Потом одна из медсестер сказала, что я не до конца пристегнула ее ремнем, а значит, подсознательно понимала, что ее уже не спасти. Но я помню, что слышала щелчок, когда застегивала ремень.

Шеф-повар замолчала. Я поняла, что ее рассказ закончен.

– Вы знаете, что было дальше, – сказала она. – Рестораны, в которых я работала, звезды Мишлен, отношения с Жеромом, наш брак. Сейчас мне почти сорок три. Я люблю свою работу, но мне нужно уйти. Я подыскала себе дом на юге, там недалеко живут мои родители. Я собираюсь стать матерью. Пока не знаю как, но знаю, что я это сделаю. У меня нет сомнений. Но для этого мне нужно оставить кухню.

– Вы не вернетесь к гастрономии? – спросила я, не зная, что еще сказать.

– Гастрономия придала моей жизни смысл. Это был дар. Но я чувствую, что его влияние ослабевает. Может, я должна была поработать в этой сфере какое-то время, посвятить ей одну из глав своей жизни. Может быть, эта дверь закрылась уже давно, но я держала ее открытой из-за Романы.