История Марго - [36]

Брижит прервалась и сделала большой глоток.

– Представь себе, через год после знакомства мы по-прежнему пытались произвести друг на друга впечатление. Однажды днем Давид позвонил мне и рассказал о женщине, которая писала важную статью для специального выпуска одного журнала. Она была знаменитым шеф-поваром, и ей было что рассказать – собственно, она пообещала этому журналу эксклюзивный материал. Но недели шли, а она постоянно просила дать ей больше времени. Вскоре редактору стало ясно, что она не успеет к дедлайну и статьи не будет.

Давид порекомендовал редактору меня и рассказал о моем таланте вытягивать из людей истории. Он считал меня психотерапевтом, который может заглянуть в чужую душу. Возможно, я помогу со статьей. Моя роль, по словам редактора, заключалась в том, чтобы подтолкнуть шеф-повара к написанию статьи. Задать ей пару наводящих вопросов. Я предполагала, что мы с ней поговорим по телефону. Я решила, что у нее творческий кризис или синдром самозванца. Наверное, она никогда не писала о себе.

Я звонила ей несколько раз. Она всегда отвечала уклончиво и часто вешала трубку почти сразу – мол, у нее встреча или она едет на работу. Я почитала кое-что о ней. Ей было за сорок, она хорошо зарекомендовала себя как шеф-повар и работала в лучших парижских отелях. Она была замужем за другим шеф-поваром, мужчиной моложе нее, восходящей звездой в сфере гастрономии. На фотографиях она красотой не отличалась. Волосы стянуты на затылке так туго, что невозможно понять, какого они цвета, губы тонкие и суровые. Журналисты постоянно обсуждали ее отношения с мужем. Как удивительно, что он, такой красивый и молодой, женился на непривлекательной женщине старше себя. Она не была публичным человеком, и я не смогла найти интервью с ней, а ее мужу, наоборот, нравилось быть в центре внимания. В любой беседе он много говорил о ней, называя ее la femme de sa vie[21].

Наконец спустя две недели игры в догонялки мне удалось назначить шеф-повару встречу. Она согласилась – с условием, что я приду к ней домой.

Я знала, что она родилась на юге Франции, где-то под Марселем, и открыла для себя гастрономию позже, чем большинство поваров, лет в двадцать пять. В юности она не готовила, и поваров в ее семье не было, но она прекрасно разбиралась в особенностях терруара[22]. Однажды летом она предложила свою помощь другу семьи, который только что открыл ресторан в Любероне. И влюбилась. Это единственная ее прямая цитата, которую мне удалось найти. Она описывала магию первого прикосновения к ингредиентам будущих блюд. Говорила о скользкой, крахмалистой мякоти картофеля, разрезанного пополам. О том, как рука ощущает тяжесть спелого помидора. Скользя пальцами по клубничному боку, она представляла, что гладит гусиную кожу. А вдруг она так никогда бы и не узнала всего этого, вдруг так и осталась бы на всю жизнь равнодушной к еде? Ее родители не готовили. Она выросла на гаспачо из пакета и полуфабрикатах.

Шеф-повар жила на одной из авеню неподалеку от Триумфальной арки. Я поднялась на четвертый этаж на лифте. Это был один из тех маленьких лифтов, которые умещаются в пролете винтовой лестницы. Не хотелось приходить запыхавшись. На всякий случай я захватила диктофон, бумагу, ручку и папку с материалами, которые мне удалось найти. Я позвонила в дверь.

Когда она открыла, сначала я увидела ее босые ноги, а уже потом лицо, совершенно не похожее на фотографии. Как объяснить, какое это было лицо? Я никогда не видела человека, который казался бы таким плоским на снимке и таким настоящим, таким фактурным вживую. Блестящие серые глаза, розовые щеки, светлые веснушки на носу. Она была не накрашена. Золотистые локоны кое-где начинали седеть. Ростом она была ниже, чем я представляла. Пару раз на мероприятиях, куда мы ходили с Давидом, я встречала ее мужа, и он казался мне обаятельным, но теперь, увидев ее, я подумала, что он просто ее бледная тень. Я старалась сохранять самообладание.

Их квартира была безупречно чиста. Полы были устланы коврами, и только вдоль стен оставались тонкие полоски темного дерева. Следом за ней я прошла в гостиную. Я ожидала почувствовать запах еды – она же повар, в конце концов, – но в квартире ничем не пахло. Она объяснила, что статья была не ее идеей, а мужа.

– Но зачем? – спросила я, потому что по ее ироничному тону было понятно, что она не собирается ничего писать.

– Я ухожу из профессии, – сказала она, – и он хочет, чтобы я объяснила почему.

– Но вы сейчас на пике карьеры, – сказала я.

– Разве лучше уходить, когда тебя уже все забыли? – Она пожала плечами и взъерошила пальцами волосы. Кудри стали пышней и красиво легли на ее лицо. – Вы напишете статью за меня?

– Я не писательница, – сказала я, опешив.

– У вас это лучше получится.

– Моя задача – помогать вам, задавать нужные вопросы, направлять вас.

Я запнулась.

Она сощурила глаза.

– Однажды мне сказали, что нужно прищуриваться, когда смотришь на блюдо, – пояснила она. – Чтобы подмечать формы, цвета, а не детали. Я слишком погрязла в мелочах, и мне нужно было отстраниться, чтобы увидеть всю композицию. Моим блюдам не хватало цельности. Секрет в том, чтобы детали расплылись и перестали быть заметными.