История Испании - [23]

23. Протестанты протестуют

Итак, мы с вами переживаем ту эпоху, когда нами правит Карл V, самый могущественный монарх и император своего времени, и вы можете сами прикинуть масштабы этого геморроя: под властью Испании – весь мир, и управление им зависит от ловкости управляющего, от золота и серебра, которые начинают поступать из Америки и от впечатляющей ратной машины, отлаженной и отточенной за восемь веков сражений с маврами, борьбой с берберскими пиратами и турками и войнами в Италии. Все это, вместе взятое, да еще с добавлением природной бесцеремонности испанцев, с которой они расхаживали гоголем, наступая на мозоли и не извиняясь, вызывало ропот даже среди союзников и родственников императора. Результат не заставил себя ждать: враги Испании плодились, как участники ток-шоу на радио и в телевизоре. И вот тогда на их головы – врагов, а не участников ток-шоу – словно с неба свалился некий немецкий монах по имени Лютер, который начитался Эразма Роттердамского – наиболее влиятельного интеллектуала XVI века – и как начнет капать всем на мозги публикацией своих девяноста пяти тезисов, ставивших палки в колеса всем безобразиям и мздоимству католической церкви во главе с папой римским. История закрутилась, этот самый Лютер на попятную не пошел, хотя дело для него сильно пахло керосином, и заварилась каша, известная нам сегодня как протестантская реформа. И немалое число немецких князей и правителей, у которых дела вообще и торговля в частности шли в гору, усмотрели в этой лютеранской заварухе чудный предлог, чтобы скинуть с себя ярмо подчинения Риму и, главное дело, императору Карлу, поскольку последний, с их точки зрения, слишком уж раскомандовался. Мало того, создавая свои национальные церкви, они неплохо поживились, экспроприируя имущество церкви католической, которое вовсе не было размером с горчичное зернышко. В общем, они создали то, что получило название Шмалькальденская лига[41], тут же развязавшая такую военно-революционную потасовку, что мало никому не показалось. Поначалу, в битве при Мюльберге, верх одержал Карл, но затем дела у него пошли хуже, так что уже в другой битве, при Инсбруке (где сейчас расположен обалденный горнолыжный курорт), ему пришлось бежать, когда его кинул верный ему до тех пор дружбан Мориц Саксонский. Что тут скажешь! В конце концов сорок изнурительных лет войны с протестантами и турками, сорок лет мятежей и предательств, то есть стараний удержать целую дюжину китайских тарелочек, подорвали волю императора (чересчур тяжело, как сказал Портос в гроте Локмария[42]). Так что, уступив трон Германии своему брату Фердинанду, а Испанию, Неаполь, Нидерланды и американские владения передав сыну Филиппу, самый отважный и интересный король из тех, кто когда бы то ни было занимал испанский трон, удаляется читать Пруста или что-то в этом роде в Эстремадуру, в монастырь Юсте, где пару лет спустя, в 1558 году, умирает. Проблема только в том, что оставил он нас по уши увязшими в предприятии, отдаленные последствия которого оказались для Испании весьма и весьма серьезными – вплоть до того, что мы и сегодня хлебаем их большой ложкой. Прежде всего потому, что он отвлек нас от наших домашних дел в те времена, когда испанские королевства еще не в полной мере притерлись друг к другу в рамках современного государства, которое только еще брезжило на горизонте. С другой стороны, имперские обязательства завели нас в те европейские дебри, до которых нам, вообще-то, было мало дела, но из-за них мы спустили все свои американские богатства, набрали кредитов по всем банкам Европы и разбазарили в чужих боях наши лучшие силы, угробив там бездну молодости, упорства и таланта, а ведь могли бы с гораздо большей пользой потратить их на что-то другое. Те самые обязательства, которые в конечном счете выпустили из нас всю кровь, как из заколотого поросенка. Но самой тяжелой оказалась реакция на протестантизм – так называемая контрреформация, начало которой было положено Тридентским собором. Она погребла под собой испанский эрадизм[43]: лучшие мыслители – такие как братья Вальдесы или Луис Вивес, – священнослужители, в основном кого с полным правом можно назвать прогрессистами, были задавлены менее гуманистическим и более реакционным крылом церкви-победительницы – с помощью такого оружия, как инквизиция. Результатом Тридентского собора стало то, что испанцы дали маху. Или же, лучше сказать, ошиблись с Богом. Вместо Бога, которого отличало ясное видение будущего с широкой дорогой к процветанию, культуре, труду и торговле – то есть всего того, чем занялись страны севера и чем они заняты по сей день, – мы, испанцы, выбрали другого – пропахшего ризницей, фанатичного и темного реакционера, от которого, в некотором смысле, страдаем и по сей день. Выбрали того, кто, насаждая покорность с кафедр и в исповедальнях, погрузил нас в отсталость, варварство и леность. Того, кто четыре последующих столетия снабжал предлогами и святой водой всех тех, кто, рядясь в роскошные одеяния, преследовал умы, плодил эшафоты, заваливал мертвыми телами кюветы и погосты, сделав свободу – невозможной.