История Индонезии - [89]

В деревне процесс преимущественного расслоения протекает несколько медленнее и более скрыт от глаз. Там продолжаются внедрение и обогащение новых помещиков, сельских старост (в основном из состава армейского офицерства и унтер офицерства[119]), парцелляция существующих наделов, бурный рост слоя безземельных арендаторов. Из 17,5 млн крестьянских хозяйств РИ 6 млн располагали в среднем лишь 0,25 га, а 5 млн — менее чем 0,5 га. Зато лишь 4% населения Явы в се редине 80‑х гг. владели четвертью всей пахотной земли. Растет, как отмечалось выше, и сельскохозяйственный пролетариат и 1980 г. — около 8 млн. человек). Таким образом, сельское хозяйство поляризуется, средняя прослойка постепенно «вымывается», число арендаторов и приарендовывающих землю растет. Аграрные реформы 1959—1960 гг. не отменены «новым порядком», но и не проводятся. Продолжается сгон крестьян с земли. Печальную известность в 1990 г. получили два трагических для крестьян конфликта с властями. Первый произошел в местечке Чимачан (Западная Ява), где вопреки протестам соседской крестьянской общины, принадлежащий ей крупный участок земли был передан местным дельцам под сооружение площадки для гольфа. Второй инцидент случился на Центральной Яве, близ Срагена. Правительство при участии Всемирного банка финансировало и осуществляло там строительство плотины Кедунгомбо, для чего требовалось выселить m зоны затопления население 37 деревень и затопить 6 тыс. га общинных земель. Крестьянам было предложено смехотворно низкое возмещение убытков. Невзирая на яростное сопротивление общинников, участок был затоплен, причем ряд крестьян отказались покинуть зону, оставшись на образовавшихся островках.

Обезземеливание, таким образом, развивается, социальная напряженность в деревне неуклонно растет. Это вторая социальная трудноизлечимая язва Индонезии. Плодами «зеленой революции», принесшей Индонезии самообеспечение рисом[120] рядом других продовольственных продуктов, воспользовались преимущественно сельские эксплуататоры, кулачество, деревеская верхушка. И хотя, по официальным данным, к середине 80‑х гг. Индонезия превысила в среднем материально необходимый подушевой уровень потребления продуктов питания равный 2100 калориям и 46 г. белков в день[121], достигнув соответственно 2600 калорий и 58 г. белков, уже упомянутая имущественная поляризация, естественно, сильно деформирует эту внешне благополучную картину.

Не угасший в сознании масс шок от террора второй половины 60‑х гг., жесткий контроль военно–полицейского аппарата, устранение с политической арены сил, способных вступиться за обездоленных, — все это, по заключению советских историков, приводит к неадекватности позиций и уровня развития обычных предприятий и хозяйств положению торгово– и финансово–промышленных концернов членов семьи Сухарто и конгломератов, принадлежащих отдельным родам войск (сухопутные силы, ВМС и т. д.) или магнатам–хуацяо и практически монополизировавших автосборку, бытовую электронику, деревообрабатывающую и мукомольную промышленность, гостиничный бизнес и т. п. Используя близость к властям предержащим, эти «избранные» легко и быстро получают все необходимые лицензии и льготы, что лишь ценой больших усилий дастся аутсайдерам. В их распоряжении также крупные государственные поставки и реализация поступающих иностранных кредитов. Нарастающее недовольство общественности такого рода фаворитизмом вершители орба попытались гасить призывами к концернам сбывать до 1/4 их акций по номинальной цене мелким и средним национальным предпринимателям (1990 г.). Но большой бизнес игнорирует эти призывы, даже исходящие от президента.

В средствах массовой информации все более ощутимо слышен голос формирующегося слоя индонезийских капиталистов, с растущей интенсивностью требующих создания условий «нормального» капиталистического хозяйствования при равных для всех, включая иностранцев, условиях. Но в целом доныне новые капиталовложения индонезийских предпринимателей вчетверо уступают инвестициям Запада. Наряду с этим местные нувориши явно предпочитают «не держать все яйца в одной корзине» и рассредоточивают свои капиталы на случай возможных потрясений в Индонезии. Сенсацию вызвало в 1990 г. сообщение видного публициста Христианто Вибисоно о том, что представители верхушки страны держат более 50 млрд ам. долл, в виде банковских депозитов только в одном Сингапуре. Если это сообщение верно хотя бы отчасти, это означает, что огромные средства отвлечены от процесса экономического созидания в самой Индонезии.

Во времена «нового порядка», как и при прежних режимах, в Индонезии по–прежнему отмечается преобладание мелкой буржуазии. К 1980 г. в городах численность мелких хозяев составляла около 8,5 млн, а в деревне — примерно 6,5. Таким образом, судьба около 100 млн человек, то есть большинства населения, тесно связана с мелкотоварным производством.

Численность персонала раздутого госаппарата достигла в том же году почти 2,5 млн человек[122] (с семьями — около 15 млн человек), и на их ежегодное содержание расходовались суммы, эквивалентные 3,2 млрд долл. Таким образом, на члена семьи приходилось примерно 213 долл, в год. Нижние страты чиновничества едва сводили концы с концами. В частном секторе поляризация особенно велика. Представители верхушки крупных корпораций получают ежегодно 1 —1,5 млн долл., технический персонал — в среднем 300—360 долл. Несмотря на все меры пресечения, незаконные поборы и взятки оставались застарелой болезнью в бюрократическом аппарате. Невероятный размах приобрела такая социальная язва, как ростовщичество, разоряющее низы города и деревни.