История Гражданской войны в США. 1861–1865 - [75]
«Никогда не видел более грозной атаки, – написал Хэнкок Миду в день сражения. – Будь у меня не такие прекрасные войска, я бы наверняка уступил».[558] Это заявление подтверждается подробным отчетом Хаскелла, а также исследованием полковника Томаса Л. Ливермора, который принимал участие в битве. Мид, «с совершенно белым лицом, на котором проступили глубокие морщины, очень серьезный и сосредоточенный», подъехал к Хаскеллу и «спросил хриплым взволнованным голосом: “Что у вас происходит?” – “Полагаю, генерал, атака противника отбита”. – “Что? Приступ уже отбит?” – “Так точно, сэр!” – “Слава Богу!” – воскликнул Мид».[559]
Ли в полном одиночестве выехал на коне вперед, чтобы подбодрить свои разбитые силы. Его первоначальное возбуждение прошло, но он не выказывал ни ожесточения, ни разочарования. Самообладание его было поистине невероятным; не без некоторого душевного величия он признал: «Это полностью моя вина. Именно я проиграл эту битву».[560]
При этом он еще добавил: «Для нас это был печальный день, печальный день».[561] Судьба двух бригадных генералов Пикетта уже описана; третий, Кемпер, был «тяжело ранен».[562] «Семеро моих полковников были убиты, – написал Пикетт, – один смертельно ранен. Девять из подполковников получили ранения, трое погибли. Только один старший офицер из моей команды не пострадал; потери среди младших офицеров были соответствующими».[563] В конце сражения двумя из трех бригад командовали майоры. Пятитысячная дивизия потеряла почти 2900 человек.
Пикетт не пострадал и никто из его штаба не оказался в списке убитых и раненых. Он начинал атаку во главе своих войск, но к линии обороны армии Союза не приблизился, остановившись неподалеку. То, что он написал на следующий день своей невесте, звучит вполне искренне: «Твой воин живет и скорбит, но если бы не ты, он предпочел бы, миллион раз предпочел бы остаться здесь со своими мертвыми спать вечным сном в безымянной могиле».[564] Тем не менее на Юге естественным образом встал вопрос: достоин ли он разделить славу, которой покрыла себя в тот день его дивизия? Ответ истории должен опираться на суждение генерала Ли, который знал все обстоятельства и был исключительно честным и объективным человеком. 9 июля он написал Пикетту: «Никто не скорбит больше, чем я, о потерях, которые понесла ваша славная дивизия в последнем столкновении, и никто не уважает ее больше, чем я, за проявленные смелость и мужество». В более позднем, недатированном письме, он отметил: «Вы и ваши солдаты увенчали себя славой».[565]
Атака Пикетта, безусловно, была опасным, но ни в коей мере не безнадежным предприятием и могла бы вполне увенчаться успехом, если бы Мид и Хэнкок тщательно не подготовились к ней и не продемонстрировали высшую степень военного искусства. Если бы командующим оставался Хукер – нерешительный Хукер Чанселорсвилля, – пришлось бы рассказывать совсем другую историю. Сравнительный анализ управления двумя сражениями подтверждает мнение Халлека, что Хукер «мог потерять и армию, и столицу».[566]
Более того, Ли был принужден выбирать между атакой и бесславным отступлением. Рассредоточенная, его армия могла существовать за счет местных ресурсов, но при продолжительной концентрации всех сил ее просто нечем было кормить. Он решил придерживаться агрессивного поведения, а его ошибкой, судя по всему, стала недооценка способностей Мида и переоценка физического и морального урона, нанесенного противнику артиллерией южан. Если бы конфедераты, сумевшие пробить брешь в обороне противника, смогли ее удержать, они, несомненно, получили бы необходимую поддержку, и идея Ли нанести «один решительный и дружный удар»[567] всем своим фронтом могла бы вполне реализоваться. А если бы он смог разбить Потомакскую армию, Балтимор и Вашингтон оказались бы в его власти. Возможно, риск был оправдан.
Военные историки часто обсуждают, следовало ли Миду сразу же перейти в контрнаступление через долину, или атаковать конфедератов вечером 3 июля, или следующим днем перекрыть Ли пути отхода, а наутро перейти в генеральное наступление. Собственные соображения Мида по этому поводу изложены в его письме жене от 5 июля. Конфедераты, писал он, «один день ждали, что я, окрыленный успехом, перейду в наступление, чтобы они смогли сыграть в свою старую игру – расстреливать нас из-за брустверов».[568]
«Под прикрытием ночи и сильного ливня» 4 июля Ли начал отступление. Мид следовал за ним. Напряжение, которое испытывал командующий армией в такой кампании, чувствуется в его письме жене от 8 июля: «С момента вступления в должность и до сего дня, то есть уже более десяти дней, я не переодевался, у меня не было нормального ночного отдыха, а много ночей я вообще не сомкнул глаз, несколько дней даже не умывался, беспорядочно питался и все время находился в состоянии громадного душевного напряжения. Мне кажется, за эти десять дней я пережил больше, чем за последние тридцать лет». В этом письме, написанном во Фредерике, он говорил: «Нам нужно дать еще одно сражение, прежде чем Ли успеет уйти за реку».
