История философии. Средние века - [95]

.

Итак, Дунс Скот утверждает, что «божественная воля является основанием добра, а другими словами, добром является то, что Бог желает видеть добром». Не следует считать, что данное утверждение означает больше, чем то, что в целом творение зависит от божественной воли[263] и, если Бог есть бесконечное добро, то все, что Он волит, есть проявление бесконечно благой созидательной воли и потому есть добро само по себе. Общеизвестно, что, согласно Скоту, нравственные заповеди зависят от божественной воли и что им следует повиноваться только потому, что Бог повелевает нам так поступать. Если же он имеет в виду – не будь мира, населенного людьми, то не было бы и нравственных заповедей и что творение зависит от божественной воли, то, учитывая его теистическую религиозность, не следует видеть в этом утверждении что-либо странное. С другой стороны, если он подразумевает, что христианское сознание мотивируется скорее желанием поступать в соответствии с божественной волей, чем побуждениями, подсказанными чисто утилитарными соображениями, а также желаниями самореализации или самосовершенствования, то данная точка зрения едва ли вызовет удивление, так как в качестве основной нравственной нормы он видит и все превышающую любовь к Богу. Однако в действительности Дунс Скот ставит определенные положения нравственного закона в их содержательном аспекте, в зависимости от божественной воли. Это, конечно, неприменимо к требованиям любить Бога превыше всего на свете и никогда не ненавидеть Его. Ведь даже сам Бог не может изменить данные заповеди. Все это применимо к заповедям, относящимся к ближнему, или, по определению Скота, к предписаниям второй половины Декалога. По этой причине утверждается, что творчество Дунса Скота можно считать началом богословского авторитаризма в этике, каковые тенденции становятся все более заметными у Уильяма Оккама.

То, что Скот имеет в виду, в определенной мере принадлежит логике. На его взгляд, Бог не может велеть ненавидеть Себя, не впадая в противоречие. Ибо невозможно велеть ненавидеть бесконечно любимое, высшее, что может желать человек. Однако, поскольку это относится к логике, Бог не может повелеть людям владеть всем, то есть всеми вещами, совместно. В этом случае не было бы частной собственности, и заповедь «не укради» лишилась бы всякой нравственной силы. Принимая данную точку зрения, Дунс Скот находится под влиянием текстов Ветхого Завета, в которых Бог велит совершить обычно запрещенные действия (к примеру, повелевает Аврааму принести в жертву своего сына Исаака), а также освобождает от некоторых заповедей или дозволяет их нарушение (как, например, случай с полигамией у некоторых патриархов). Бог, как поясняет Дунс Скот, не мог бы повелеть Аврааму пожертвовать своим сыном, если бы такое повеление было внутренне противоречивым, в том смысле, в каком внутренне противоречиво требование ненавидеть Бога. Что же касается полигамии, то божественное ее дозволение не заключает в себе противоречия, так как, по сути, ее причиной была необходимость восстановления населения Израиля. Если земля вновь стала бы малонаселенной, скажем, в результате войны или болезней, то Бог мог вновь разрешить бы полигамию.

Если бы Дунс Скот смотрел на этику единственно с точки зрения логика, то было бы известно, где мы находимся. То есть существенно важными вопросами были бы исключительно вопросы логические. Однако в целом обсуждаемый предмет является запутанным, в силу признания Скотом естественного права. Он проводит различие между действиями, которые просто запрещены, и действиями, которые запрещены, потому что дурны. Например, само вкушение мяса по пятницам ничем не хуже, чем по понедельникам. Тем не менее, это дурно для члена католической церкви, поскольку и до тех пор, пока сама церковь запрещает это, а также при условии, что нет ни одного из оправдывающих обстоятельств. Однако другие действия, подобные прелюбодеянию, запрещаются, потому что дурны. Так Дунс Скот утверждает, что «все грехи, связанные с нарушением десяти заповедей, не просто формально, но запрещены, потому что дурны». Они запрещены Богом, потому что противны закону природы; и человеческий разум в состоянии понять, что важнейшим заповедям следует повиноваться. В свою очередь, можно спросить: каким образом подобный взгляд совместим с утверждением, что заповеди второй половины Десятизакония находятся в зависимости от божественной воли?

Ответ, видимо, заключается в следующем. Разум может понять, что определенные действия обычно являются несправедливыми для человека, живущего в обществе. По этой причине и существует запрет на них. Если они запрещены Богом, то потому, что противоречат «правильному разумению», и это делает их нравственной обязанностью в полном смысле слова. Ибо высшая этическая норма – любовь к Богу, а высказываемая любовь состоит в повиновении. Однако если логически возможным (то есть непротиворечивым) является действие, противоположное определенной заповеди, то право на совершение поступка находится во власти Бога (и никого другого). Так произошло в случае с полигамией. Заповедь любить Бога определенно не влечет за собой права обладать одной женой, следовательно, в «абсолютной» власти Бога разрешить полигамию. Так как это касается логики, то Бог может предписать полигамию. Однако, если мы отходим от чистой логики и допускаем существование мира, в котором полигамия обыкновенно является вредной и несправедливой по отношению к человеку, живущему в обществе, то становится ясным: что бы ни совершал Бог своей «абсолютной» властью, фактически он разрешает полигамию только в тех обстоятельствах, когда человеческому роду угрожает вымирание, то есть тогда, когда полигамия становится скорее благотворной, чем вредной.