История философии. Средние века - [97]

.

Считается, что мысль XIV столетия находится в сильной зависимости от теологических и философских представлений. Последователи Фомы Аквинского склонны рассматривать XIV столетие как период крушения средневекового синтеза (вероятно, более уместно было бы говорить о синтезах), что, по их мнению, произошло по вине несправедливой критики. Конечно, они различаются в своих оценках ситуации. Некоторые считали номинализм явлением, заслуживающим лишь порицание. Другие же, отвергая номиналистическую критику традиционной метафизики, отнюдь не желали оказаться в закоснелом обществе. Тем не менее, XIII век представлялся томистам вершиной средневековой философской мысли, в то время как XIV столетие они видели кризисной эпохой, протекавшей по обычному для таких эпох сценарию (умозрительную и созидательную мысль сменила критика ее предпосылок), не сумевшей подняться до уровня предыдущей. Противоположную точку зрения занимали по разнообразным причинам сочувствовавшие новому направлению мысли. Так, для некоторых последнее представлялось способом освобождения христианской веры от чужеродных влияний греческой и исламской метафизики. Другим же оно служило поводом выразить свое общее видение философии, более соответствующее их вкусам, видение философии как логических исследований, анализа и критических предпосылок. Понятно, что достаточное число современных философов, изучая труды великих богословов XIII века, чувствует себя как в неведомой стране, логические исследования XIV века возвращают их в более привычный мир. Возможно, что, например, Уильям Оккам, несмотря на его твердые богословские убеждения, чувствовал бы себя достаточно свободно во время дискуссии в среде современных философов-аналитиков.

Нет необходимости говорить, что для XIV века существенной проблемой в отношении к критике традиционных метафизических аргументов было то, является ли эта критика обоснованной. Если это так, то бессмысленно говорить о ее «деструктивности». Кроме того, хотя кое-кто и сожалел о все возрастающем интересе к логическим исследованиям и аналитическим построениям в академической среде, вполне уместен вопрос – каковыми были результаты данных исследований. Возникновение проблем, связанных со спекулятивной метафизикой, вполне могло сопровождаться ценными разработками в сфере логики. Теории, посвященные разумным понятиям, актуальному разуму и божественным идеям, ведь не всем приходят по вкусу. То же самое касалось рассмотрения логических парадоксов, природы импликации или пропозициональных функций терминов. Но вряд ли было бы неосновательным предположить, что в исследованиях второго типа не исключалась возможность достижения весомых результатов, тогда как, скажем, в отношении движения небесных тел не было никакой надежды добиться большего, нежели простых описаний, вплоть до того времени, когда сформировалась астрономия как наука. Можно было бы возразить, и возразить справедливо, что метафизика XIII века далека от того, чтобы состоять из пустых спекуляций, самой судьбой предназначенных к тому, чтобы со временем уступить место серьезным научным исследованиям. Да, это совершенно так. Однако средневековая метафизика, несомненно, включала значительную долю концептуального анализа.

Со временем новое движение стало оформляться в так называемую школу номинализма. Но поскольку речь идет о XIV столетии, то во всяком случае предпочтительнее говорить скорее о направлении в мысли, нежели о школе. Данное движение не ограничивалось одним городом или рамками конкретного объединения, определенным религиозным орденом. Его влияние стало хорошо заметным в некоторых новых университетах, основанных ближе к концу XIV столетия, но оно также проникало и в старые университеты. Такие, как Оксфордский. Что касается религиозных орденов, то можно говорить о привязанности к ним школ, что совсем не означает, что ордена были невосприимчивы к новым веяниям. Оккам был францисканцем, но его влияние ощущалось не только в его собственном, но также и в других религиозных институтах.

Более того, влияние нового движения не ограничивалось рамками какого-то одного центра или корпорации и не было однообразным по характеру. Некоторых философов привлекала терминистская логика, на чем они концентрировали свое внимание, в то время как другие склонялись к критическому анализу философских понятий и аргументов. Кроме того, одни из критиков традиционной метафизики, по– видимому, мало беспокоились о теологическом подтексте своей мысли, тогда как другие находили подобную критику действенной для освобождения веры от засилья рациональной и нехристианской в своей основе метафизики. Короче говоря, новое движение было сложным как по характеру, так и по своему влиянию.

2

Конечно, было бы абсурдным представлять сам дух XIII столетия сугубо богословским и метафизическим, в то время как XIV столетие видеть проходящим под знаком логического, как будто теологи и метафизики не уделяли внимания логике. Кроме того, следует обратить внимание на то, что богословское и философское мышление складывалось в строгом соответствии с логическими принципами, ведь именно теологи, как уже отмечалось ранее, были одними из первых, кто нашел реальное применение «новой» логике, то есть логике, содержавшейся в тех книгах аристотелевского «Органона», переводы которого стали к тому времени доступными наравне с уже известными сочинениями «старой» логики. Ведь логические разработки «современной» или «новой» логики в том смысле, в котором «новейшая» логика отличалась от «старой» и «новой» логик, как упоминалось выше, имели начало в XIII веке. Иными словами, аристотелевская логика, содержащая в себе и «старую» и «новую» логику в первом значении упомянутых терминов, была исходной точкой для логических исследований, представлявших собой оригинальные работы, ставшие основой «модернистской» или «новой» логики во втором значении этого термина. Проще говоря, то, что ранее считалось «новой» логикой, начали причислять к «старой», что и составляло вместе логику, бывшую «старой» по сравнению со свежими разработками, которые брали свое начало в XIII столетии, а в XIV веке уже развившимися.