История философии. Средние века - [69]

Наверное, можно было бы возразить, что учение Бонавентуры о счастье, обретаемом через мистическое познание Бога, представляет собой направление мысли, восходящее к Августину, и что, основываясь на аристотелевских доказательствах, оно более связано с духовностью, чем с «научной» философией. В конце концов не сам ли Бонавентура в своих комментариях к «Сентенциям» утверждает, что Бог может познаваться посредством им же сотворенного, как причина через ее следствие, а также что такой способ познания является естественным для человека, аналогично тому, как предметы при чувственном восприятии являются средством, с помощью которого мы познаем действительность, которая превосходит возможности чувственного восприятия? Когда он пишет о духовных и мистических предметах, то, что вполне естественно, оказывает предпочтение, так сказать, внутреннему подходу к познанию Бога; но когда он мыслит как философ, то в большей степени опирается на аристотелевский метод доказательства.

Более того, такая позиция, по-видимому, уже предполагает отождествление философии с учением Аристотеля. В любом случае здесь есть место для критики. Ведь Бонавентура в присущей ему платоно-августиновской манере утверждает, что познание несовершенства и ограниченности творений подразумевает в себе имплицитное знание идеального, в сравнении с которым творения видятся как несовершенные. Данная точка зрения тесно связана с теорией озарения Августина. Она также вполне уместна в связи с принимаемым Бонавентурой доказательством Ансельма, выводящим бытие Бога из понятия совершенства. Ибо идея совершенства, по меньшей мере фактически присутствующая в душе, является для него признаком божественного присутствия или следствием божественного озарения. По этой причине следует предположить, что Бонавентура, доказывая бытие Бога, исходил от чувственного восприятия внешних объектов, предполагает наличие в душе фактического или имплицитного осознания Бога. Иными словами, августинский образ мышления для него является основополагающим. Итак, Бог отражается в природе, которая является божественным подобием или «отпечатком»; но более отчетливо Бог проявляется в человеческой душе, которая есть образ Божий.

Ранее уже отмечалось, что Бонавентура не является противником Аристотеля, так как не принижает его значения как мыслителя и не считает большинство его теорий ложными. Сам Бонавентура не только использует Аристотелевы категории и понятия, более того, рассматривает Аристотеля в некотором отношении как более значительную величину, чем Платон. Ибо Платон, как он утверждает, открыл двери скептицизму, отрицая саму возможность обладать действительными знаниями вещей в этом мире[194], тогда как Аристотель в своем учении об имманентных материальных формах обеспечивал теоретическую базу для естественной философии. В то же время Бонавентура подвергает Аристотеля довольно резкой критике. Платоном была предложена теория идей, являвшихся прообразами вещей. Аристотель отвергает эту теорию. В начале и в конце «Метафизики», а также во многих других текстах он выражает неприятие идей Платона. Однако для Бонавентуры теория прообразов лежит в самом сердце метафизики. Она тесно связана с верой в сотворение мира Богом. Сам факт отрицания этих вещей низводит Бога до уровня познающей только саму себя и не исполняющей никаких провиденциальных функций субстанции. Да, Аристотель был великим натурфилософом. Он владел даром «научного слова» (sermo scientia). Но, отвергая теорию прообразов, он тем самым выказывал свою ограниченность в качестве метафизика.

В истолковании Бонавентуры Аристотель не имеет никакого представления о божественности творения, он видит лишь окружающий мир, который для него существует вечно[195]. Представление о том, что движение и время не имеют начала, кажется Бонавентуре абсурдной мыслью. И он приводит целый ряд аргументов с намерением доказать, что это не так. Так, например, если бы мир существовал вечно, любому моменту времени, какой бы мы ни взяли, предшествовало бесконечное количество солнечных круговоротов. Однако невозможно добавить что-либо к бесконечности. Следовательно, дневной оборот солнца доказывает нам то, что мир не может существовать вечно. Следовательно, он должен быть сотворен[196]. Однако Аристотель не видел эту очевидную истину.

Поскольку мысль Бонавентуры строится вокруг духовного восхождения к Богу, он смотрит на философское знание как на знание, для своего завершения нуждающееся в откровении и в теологии, в то же время в богословии он видел путь к непосредственному познанию Бога, которое, в свою очередь, венчалось созерцанием Бога на небесах. Поэтому он особо акцентировал внимание на недостатках любой самостоятельной философской системы, замкнутой на самой себе. Очевидно, если мы говорим о наличии данных через откровение истин, то любое философское мировоззрение, пренебрегающее такими истинами, должно быть осуждено как ложно представляющее действительность. Возьмем приводимый самим Бонавентурой пример: теории архетипов или прообразов, в которой ничего не говорится о христианском учении и о Христе как о божественном Логосе или Слове, будет явно недоставать полноты истины. Бонавентура идет дальше; он не просто говорит о том, что самодовлеющая и ограниченная собой философская система неизбежно является недостаточной; он твердо заявляет, что самостоятельная философская система непременно впадает в заблуждение. Человеческий разум, поврежденный грехопадением, некоторым образом способен к достижению философского познания. Но чем больше разум пытается познать превосходящую область чувственного восприятия действительность, тем чаще он будет оступаться. Для Бонавентуры Аристотель – это пример, символизирующий данную ситуацию. Да, он был выдающимся философом-естествоиспытателем, но заблуждался в проблемах, касающихся Бога и взаимоотношений Бога с миром.