История философии. Средние века - [58]

Критик мог бы возразить, что согласно Маймониду божественные мысли и воля идентичны с неизменной божественной сущностью. Так же он может не согласиться с использованием терминов «мыслящий», «знающий» и «волящий», согласно Маймониду двусмысленных, так что сказать при этом, что творение обусловлено свободной волей Бога и правом выбора, – значит почти ничего не сказать. Так, в связи с положением, в соответствии с которым Бог сотворил мир свободно, философ мог бы заметить, что это равносильно утверждению, что Господь не творит по необходимости. А это значит, что Бог не делает то, что он делает. Просто мы не можем взять в толк, как Господь сотворил мир, и для нас это событие приобретает оттенок чудесного[163].

Подобно Аристотелю, Маймонид рассматривает этику в социальном контексте. Двумя нравственными целями человека являются «благо души и благо тела». Однако эти цели могут быть достигнуты только «благодаря политическому объединению или союзу, поскольку уже давно известно, что человек по природе политичен»[164]. Но Маймонид не просто последователь Аристотеля. Он – иудей, обладающий огромным авторитетом знатока Писания. И он ясно видит две цели, достижимые через исполнение «истинного закона», Закона Моисея, который принесет человеку благополучие души и тела «посредством отмены взаимной неправедности, через приобретение человеком благородного и прекрасного образа». Другими словами, совершенствование человека благодаря обществу протекало под покровом Закона Моисея, который понимался и развивался как еврейский обычай. Этим законом предполагаются определенные убеждения, такие, как, например, вера в существование Единого Бога, а также долг человека Ему повиноваться.

Современное понимание закона, само по себе, ограничивается совокупностью правил и требований. Но Маймонид пытается сплавить закон Моисея с философской этикой. Поэтому он ищет причины и обстоятельства возникновения предписаний Закона. Отстаиваемая им точка зрения состоит в том, что все законы справедливы, благодаря их полезности и тому, что они являются способами обретения как душевного, так и телесного благополучия. Тем не менее, Маймонид считает необходимым провести различия. Польза некоторых заповедей вполне очевидна. К примеру, человеческое общество не могло бы преуспеть, если бы были разрешены убийства без всякого разбора. С другой стороны, при наличии веры в Бога необходимо Его почитание и поклонение Ему. Но, рассматривая Моисеевы установления, касающиеся жертвоприношений, мы не можем обнаружить их явной целесообразности. Почему же данные заповеди более чем рекомендуется исполнять?

В подобного рода дискуссии Маймонид не берется утверждать, что все подробные предписания имеют свои специфические основания, которые скрыты от нас либо по причине ограниченности человеческого разума, либо потому, что Господь не пожелал открыть их нам. Так, если бесполезно искать причину предпочтения принесения в жертву ягненка в сравнении с бараном, то бесполезно было бы искать какую-нибудь особенную причину для выбора первого. Достаточно сказать, что принесение жертвы Богу является проявлением полезности этого акта, и если жертву надлежало принести, то что-то нужно было приносить в жертву. Другими словами, указание на определенное животное, которое следовало бы приносить в жертву, является позитивным моментом, обусловливающим введение закона в силу, что, в свою очередь, обусловлено установлением общего закона о почитании Бога, но не может быть выведено логическим путем из этого почитания. Да, это установление находится в соответствии с общей заповедью, но логически не вытекает прямо из нее.

Хотя Маймонид рассматривает нравственные правила в контексте Закона Моисея и на основании данного закона и иудейской этической традиции он проводит различия между типами законов, тем не менее, в его учении о совершенствовании человека отчетливо ощущается влияние Аристотеля. Это совершенствование заключается не столько в тех или иных нравственных качествах или в их обладании, сколько в знании, и в первую очередь в постижении Бога. «Подобное знание является тем, что дает отдельному человеку истинное совершенство, совершенство, принадлежащее ему одному, а также дарует ему бессмертие, хотя в то же время человек продолжает оставаться человеком». Тем не менее, Маймонид добавляет, что человек, достигший этого совершенства, в своих поступках, насколько это возможно, будет стремиться уподобляться божественным деяниям. Таким образом, он видит более высокую, более совершенную нравственность в отличие от нравственности утилитарной.

«Руководство заблудшихся» было написано на арабском языке, и только несколько позже, еще при жизни Маймонида, оно было переведено на иврит[165]. Некоторые из иудейских авторов яростно нападали на его сочинение за отход от чистой религиозности в сторону греко-исламской философии. Можно сказать, что, взглянув на дело с другой стороны, когда философия попала под прицельный огонь критики, труд Маймонида был преднамернно выбран для нападок. Это, тем не менее, не препятствовало возникновению отдельных комментариев к этому тексту Маймонида. «Руководство» стало хорошим учебником по философии для еврейских студентов. В XIII веке трактат перевели на латинский, что оказало огоромное влияние на христианских мыслителей, в частности на Фому Аквинского. Уже гораздо позднее Спиноза, учившийся по «Руководству», в своем «Теолого-политическом трактате» («Tractatus theologico-politicus») подверг критике Маймонида, правда не упоминая его имени.