История философии. Средние века - [51]
Правда, на первый взгляд кажется, что идеи Филона имели большее значение в христианских, нежели в еврейских кругах. Во всяком случае, в ближайшее после смерти Филона время не было заметных признаков движения еврейской философской мысли, она вновь пробудилась уже в исламском мире. В начальную эпоху существования ислама евреи стали не только состоятельной, но и влиятельной частью населения. В качестве врачей они могли на равных соперничать с мусульманами. Еврейская община не знала особых ограничений в совершенствовании своих знаний. Более того, развитие философии в среде последователей ислама не может быть в полной мере рассмотрено вне вносимого евреями вклада, стимулировавшего ее развитие. В основании обеих религий находилась вера в единого Бога и в божественное откровение. Поэтому если философия оказалась способной к сосуществованию с Кораном, то почему она так же не могла находиться в гармонии с Ветхим Заветом? Так как евреи не были отверженными в исламском обществе и даже в определенной степени его членами, то было вполне естественным, что исламская мысль оказывала влияние, ощущавшееся в еврейских интеллектуальных кругах.
В первой половине X века мы уже можем обнаружить еврейского мыслителя Саадиа бен Иосифа (882–942), развивавшего философские идеи в границах богословия, возможно под влиянием исламских мутазилитов. Родившись в Египте, Саадиа молодым человеком покидает страну; а в 928 году он уже становится во главе академии раввинов в Суре, в Вавилонии. Он перевел на арабский язык Ветхий Завет и прокомментировал несколько талмудических трактатов, кроме того, написал ряд самостоятельных юридических трудов. Его главная философская работа – «Книга доверия и выбора», которую можно охарактеризовать как опыт философской апологетики пополам с еврейской религией.
В самом начале своей книги Саадиа рассуждает об источниках человеческого знания. Этими источниками, по его мнению, являются чувства, разум (рассматриваемый как различающий самоочевидные истинные предположения), умозаключение и достоверное доказательство или свидетельство. Затем Саадиа доказывает, что знание проистекает из первых трех источников – чувственного опыта, рассудка и умозаключения, они находятся в гармонии с четвертым источником – свидетельством, когда последнее понимается как открываемая истина. Так, например, в Библии говорится о Боге как о Творце. И это письменное свидетельство находится в согласии с человеческим разумом. Если человеческий разум на правильном пути, то ему очевидно, что мир не мог существовать извечно, и поэтому его должны были создать. Если же мир существовал вечно, то должен был пройти бесконечный период времени, перед тем как достиг настоящего момента, что невозможно. Другими словами, в представлении Саадиа наглядная демонстрация существования Бога понимается как предполагаемая демонстрация невозможности вечного существования мира[153].
В области этики Саадиа придерживался точки зрения мутазилитов, считавших человеческий разум способным без помощи божественного откровения распознавать основы нравственности. В то же время он не желал обосновывать вывод о ненужности божественного закона. Поэтому он доказывает, что разум сам по себе способен выявить необходимость данного в откровении божественного закона, чтобы определить незаконность таких действий, как, например, убийство, и назначить соответствующие наказания за неправедные деяния. Опять же в то время как разум способен видеть общечеловеческий долг в прославлении Бога и высказать Богу благодарения, божественный закон открывает специфические пути, посредством которых подобные обязательства могут выполняться.
Саадиа был приверженцем раввинского иудаизма и был вовлечен в полемику с еврейской сектой караимов[154], сторонники которой, принимая Ветхий Завет, отвергали Мишну и Талмуд. Как можно было ожидать, здесь традиционные иудейские религиозные верования были связаны с некоторыми элементами греческой мысли. Однако, когда мы обратимся к жизни Исаака бен Соломона Израэли (около 855 – около 955, если можно верить его биографам), то обнаружим более определенные следы греческой философии, а также недостаток в согласованности между различными элементами в его мировоззрении.
