История философии. Средние века - [139]
Такого же рода, правда, еще более банальные замечания могут быть сделаны в связи со средневековой философией. Так, например, святой Фома Аквинский, скончавшийся в 1274 году, написал трактат «De ente et essentia», где доказывал, что суждение о различии между сущностью и существованием является такого рода суждением, о котором совершенно определенно можно сказать – оно либо истинно, либо ложно[340]. Однако если дело касается общей оценки значимости достижений Фомы Аквинского, то ситуация отличается от предыдущей. Все это может быть делом случая, если брать общую картину средневековой философии. При условии, однако, что никто не будет заявлять глупым образом, что следует давать только вероятную общую картину; общее резюме может быть полезно для читателя, если даже оно неизбежно включает в себя некоего рода повторение уже сказанного.
2
Внутри самого христианства «философия» первоначально и в основном представляла собой попытку отчетливо обрисовать и выразить христианское видение мира и человека. Она была христианской мудростью, которая, как считали, соотносилась сама с собой, наследовала и превосходила собой мудрость платоников, стоиков и всех прочих философов языческого мира. Конечно, это не рассматривалось как нечто законченное и данное раз и навсегда. Христианское откровение должно было быть принято и понято, но то, что скрывается за ним, постигалось с трудом. Результатом процесса заимствования мыслительных категорий нехристиан должно было стать их применение. Причем обсуждались такие вопросы, которые могли быть описаны как философские даже на языке более позднего времени, когда термин «философия» приобрел современное значение. Но для христиан Древнего мира философия реально была спасительной мудростью, становившейся вместе с верой, которая постигала как содержание последней, так и то, что за ней скрывалось.
Как нам известно, некоторые сочинения по логике, сохранившиеся после падения Римской империи, изучались наряду со свободными искусствами, при этом обнаруживали повышенный интерес к некоторым философским проблемам, прежде всего к универсалиям. Хотя отдельные диалектики были людьми незаурядной интеллектуальной величины, хотя развитие самого богословия привело в итоге к развертыванию ряда философских проблем, в общем и целом становление самой философии в качестве отдельной группы дисциплин или отраслей знания, охватывавших достаточно широкое пространство, должно было стимулировать переводческую деятельность с греческого и арабского на латинский. Благодаря новым перспективам, открывшимся вследствие появления переводов, более глубокое постижение философии (в более общем значении, чем просто изучение логики) как отдельной дисциплины становилось совершенно неизбежным. Известно, что греческая философия, предварявшая собой христианство, развивалась совершенно независимо. Исламские философы придали ей особые формы, что давало возможность адаптировать философию к религии. За исключением некоторых отраслей знания, таких, как медицина и право[341], под «философией» стали понимать светское знание или образование, отличающееся от теологии, основывавшейся на предпосылках откровения.
Наплыв идей из-за пределов христианского мира создал проблемы. Некоторым казалось, что натуралистическое мировоззрение, представленное главным образом Аристотелем, пришло в столкновение с религиозным видением мира, и его распространение следовало бы сдерживать. Отношение к этой проблеме таких богословов, как святой Альберт Великий и святой Фома Аквинский, конечно же было иным. Они не верили в то, что все высказанное греческой и исламской философией, безусловно, истинно. На их взгляд, само разнообразие вещей, о котором говорилось, в любом случае не могло быть следствием здравых убеждений или обоснованной веры. Однако они были убеждены, что в уже доступной через переводы литературе содержится большая доля истины, которую как истину необходимо сопоставить с христианским откровением. Что касается философии Аристотеля, то Фома Аквинский в общих чертах верил в ее истинность саму по себе: хотя она и представлена в виде натуралистического мировоззрения, но может быть использована в качестве мощного инструмента при построении всеобъемлющего христианского видения действительности. Он был конечно же полностью убежден, что само мышление греческих и исламских философов не являлось выводом, вытекающим в особенности из христианских предпосылок, а также в том, что сама философия должна быть признана отдельной и самостоятельной дисциплиной. Поскольку он стремился к слиянию аристотелевской философии с христианским богословием, не смешивая их при этом, можно сказать, что в какой-то степени он был сторонником и продолжателем позиции святого Августина. Однако в то время как Фома Аквинский четко различал богословие и философию, Августин не делает, да и никак не может делать подобного
