История философии. Средние века - [137]

Как видно из нашего курса, одно из избитых или стандартных возражений, направленное против использования исключительно отрицательного подхода к богопознанию, состоит в невозможности отрицать что-либо существенно в Боге, если у нас нет какого-либо позитивного знания о Нем. По крайней мере, у нас должна быть позитивная идея того, что нами отрицается. По-видимому, Николай пришел к такому же выводу. Так, в своем последнем труде («De apice theoriae», 1464) он замечает, что некогда считал истину о Боге скорее лежащей в темноте и неизвестности, чем озаренной светом, – замечание, содержащее понимание необходимости противовеса отрицательной негативной теологии. Далее он добавляет, что даже ребенок способен понять, что здесь подразумевается способность к действию, такому, как, например, бежать или есть. Бог – это абсолютная сила, могущество (posse), в том смысле, что Бог является вечно тем, чем может быть.

На самом деле сходные мысли уже высказывались Николаем. В «De possest» (1460) и снова в «De venatione sapientiae» (1463) он утверждал в присущей ему манере в русле традиционного учения – Бог есть бесконечное действие, и в нем нет пропасти между тем, чем Он может быть (posse esse), и тем, что Он есть. В дальнейшем Николай продолжает настаивать – божественная сила и могущество является сразу всем, чем Бог может быть, и это является непостижимым для ограниченного человеческого ума, а также что здесь нет и не может быть общей меры, одинаково пригодной в случае с сотворенной или с потенциальной силой, а также и в случае с бесконечным божественным могуществом. Итак, если даже Николай замечает все трудности обоснования в отрицательной теологии, не следует заходить слишком далеко, утверждая, что в последние годы он радикально изменил свое мнение и отказался от нее. Просто он уделяет больше внимания реальности Бога, совпадающей с Его могуществом, продолжая при этом настаивать на божественной трансцендентности.

Хотя Бог Сам в Себе для Николая является непостижимым, тем не менее, Бог являет Себя миру, является теофанией, видимым проявлением Бога в мире. На языке Николая мир представляет собой «свернутого» Бога. Это «свернутая бесконечность» и «суженное единство». Если можно так выразиться, творение представляет собой развертывание Бога во времени и пространстве (explicatio Dei), бесконечность сжимается и превращается в ограниченность, абсолютное единство – в множество, вечность становится временем («подвижный образ вечности», как говорил Платон). В своем «Компендиуме» он обрисовывает непостижимую бесконечность, которая сама по себе проявляется многообразием признаков, подобно тому как одно лицо может отражаться в нескольких зеркалах, само по себе оставаясь тем же самым, тогда как его внешние по отношению к нему отражения отличаются друг от друга. Каждое отражение и есть «свертывание». Так что каждое творение является, «если можно так выразиться, сотворенным Богом».

Вполне очевидно, что на мысль Николая Кузанского сильное влияние оказал неоплатонизм: в некоторых весьма важных отношениях это напоминает Иоанна Скота Эригену. Однако его мировоззрение отличается новым свежим дыханием. Хотя мир состоит из ограниченных существ, в каком-то смысле они все же могут определяться как неограниченные. Продолжительность мира во времени потенциально бесконечна. Весь континуум творения не существует, если так можно выразиться, сразу, но ведь протяженность во времени лишена внутренних ограничений, так что ее можно уподобить бесконечной линии. В модусе пространства мир тоже не имеет определенных границ. Итак, нет ничего ограниченного. Поэтому нет никакого смысла в том, чтобы говорить о «верхе», «низе» или «центре» в абсолютном смысле слов. Конечно, можно зафиксировать, скажем, точку или точки, по отношению к которым можно применять данные понятия. Однако в таком случае мы делаем относительные выводы. Ошибкой было бы предполагать, что Земля, к примеру, является центром Вселенной. Все небесные тела движутся, не исключая и Земли[333]; сам же факт ненаблюдаемости движения Земли не является, по сути, весомым доводом, опровергающим сам факт движения. Если бы мы жили на Марсе или на Луне, то, скорее всего, были бы склонны думать об этих планетах как о неподвижных центрах Вселенной. Безусловно, в наших глазах Земля имеет привилегированное положение, но сама по себе она таковой не является. То же самое касается и Солнца, вне зависимости от решения человека, по сути произвольно выбирающего определенные точки в сотворенной бесконечности. Не существует строго определенных положений, соответствующих упомянутым.

Сама идея Николая Кузанского о бесконечности природы в качестве объяснения «развертывания» (explicatio) Бога была подхвачена Джордано Бруно и близкими ему мыслителями, хотя и Бруно, а затем Спиноза развивали ее иным, чуждым для фундаментальной христианской ортодоксии образом. Идея саморазвертывающегося природного процесса в качестве самоистолковывающей явленности Бога связывает его напрямую с Лейбницем. Ведь здесь он подчеркивает значение отдельных вещей как специфических «свернутостей» бесконечности. В каждой отдельной вещи или предмете отражается все мироздание. Таким образом, мироздание существует в «рудиментированном или свернутом виде» в каждой отдельной вещи. И так как мир сам по себе является зеркальным отражением Бога, то каждая отдельная вещь в соответствии с самой собой должна служить Его отражением. Исходя из данной точки зрения, мы имеем право утверждать, что не существует принципиально обособленных вещей, совершенно похожих друг на друга. Действительно, существуют различные уровни бытия, как и специфические сходства, но не существует двух предметов, которые были бы схожими во всех отношениях. Вместе с тем все вещи связаны между собой и составляют одно целое – мироздание. Обе данные здесь теории (первая – об уникальном характере каждой индивидуальной вещи, а вторая – о связи каждой вещи с другими в окружающем нас мире, связи, осуществляемой таким образом, что в каждой из них отражается целый мир) можно вновь обнаружить в философии Лейбница.