История философии. Средние века - [141]

Это соответствует действительности, но только в известной мере. Однако, хотя логики, разрабатывавшие специальные термины, очевидно, не были заинтересованы проблемами мировоззрения, эффект via moderna состоял в том, чтобы упростить уже существующие точки зрения. Так, например, в философии Оккама исчезает «общая природа» философии Дунса Скота. Таким образом, отношения занимают место общих сущностей. Мы остаемся, с одной стороны, со всемогущим трансцендентальным Богом и отдельными ограниченными субстанциями – с другой стороны. У приверженцев теории побудительного толчка движения становится излишней параферналия двигателей сфер, хотя сама теория официально и убедительно не отвергается. Так что еще остается возможность взглянуть на мир как на систему механически двигающихся тел.

Стоит вспомнить и о том, какое значение для Оккама (впрочем, как и для Дунса Скота) имеет понятие божественного всемогущества: все, что сотворено Богом опосредованно через вторичные причины, Он способен совершать и без них. При желании Он смог бы сохранить жизнь слону, если даже вся остальная вселенная была бы уничтожена. Он смог бы сотворить человека и поддерживать его жизнь именно как человека[345], даже если ничего больше не сотворено. Оккам полагает, что только благодаря вере нам действительно известно, что так оно и есть. Ведь это невозможно доказать с философской точки зрения. В данном случае мы склоняемся к выводу, что чистый философ не допускает возможности действий в обход вторичных причин. Иначе говоря, чисто философский взгляд на мир заключается в том, что предметы видятся связанными между собой посредством необходимо присутствующей причинной связи. И такой взгляд будет несовместим с точкой зрения богословия на данный предмет. Однако Оккам избегает подобных ситуаций, отвергая на чисто логико-философском основании все необходимые причинные связи между отдельными ограниченными субстанциями. Поэтому философ не только не может доказать, ему даже ничего не известно о божественном всемогуществе, его мир (мир оккамистского философа), без какой-либо на то необходимости приспособиться, может совпасть с богословски обоснованным взглядом на мир как на субъект божественной абсолютной власти и силы.

Другими словами, существует такая вещь, как оккамистское мировоззрение. А его структуру можно использовать как силу, обладающую мощным воздействием на определенные умы. С одной стороны, у нас есть картина мира, содержащая в себе отдельные субстанции, между которыми нет необходимых взаимных связей и ни одна из которых не существует по необходимости, с другой же стороны, у нас есть дополнительная картина этих же субстанций и связей между ними, зависящих от всемогущей божественной воли. Другими словами, ответом на вопрос – почему существуют предметы и почему предметы или вещи таковы, каковы они есть, – будет: так велит Бог. Первая половина картины мира, таким образом, стоит на своих собственных ногах. То есть ее верность может быть продемонстрирована без какого– либо упоминания о божественной воле. Все экзистенциальные высказывания, касающиеся конкретных предметов, и все суждения, в которых устанавливаются причинные связи между конкретными событиями и предметами, являются условными или случайными. Вторая половина картины мира, то есть взгляд на мир как на зависимый от божественной воли, причем это относится не только к природе сущего, но и к тому, каким образом оно существует[346], находится в ведении вопросов веры. Истинность этого взгляда не может быть доказана посредством философии и вообще независима от философских доводов. Поэтому достоверность подобного взгляда не может быть подорвана философской критикой аргументов, целью которых было показать его истинность. Каждая из двух половин данной картины является независимой в своем основании в полном смысле этого слова. И в то же самое время они исключительным образом соответствуют друг другу. Что может быть более интересного и самодостаточного? Да, конечно, можно спорить с неверующим по поводу истинности его мировоззрения, а также, наверное, можно убедить его в истинности миросозерцания, центром которого является всемогущий и свободный Бог. Но в таком случае нельзя отстаивать мнение, что существование Бога может быть доказано с помощью традиционных метафизических доводов.

Подобная оценка обсуждаемого предмета является несколько преувеличенной. Как видно, Оккам допускал доказательство существования консервативной первопричины мира. Он не то что произвольно отвергал философское богословие, хотя некоторые из аргументов его предшественников были подвергнуты им острой критике. Вместе с тем становится ясным, что между сферами философски доказуемых истин и религиозных верований возникло расхождение. Впрочем, не очень значительное. Если божественное всемогущество, как его понимал Оккам и его последователи, не может быть доказано философом, то вовсе не значит, что произошедшее на философской стороне картины повлечет за собой аналогичное действие на богословской ее половине. Но как кажется, противоположное положение не является истинным. Ибо божественное всемогущество означает для Оккама то, что Бог может действовать, не прибегая к помощи вторичных причин, в то время как обычно всякое Его действие опосредовано через действие этих самых вторичных причин в соответствии с основанным Им естественным порядком вещей (de potentia Dei ordinata). Однако вряд ли это было бы возможным, если бы, в свою очередь, причинные связи между ограниченными предметами были логически необходимыми. Поэтому возможно, что вера во всемогущего Бога в качестве следствия влечет за собой определенного рода мировоззрение, аналогичное предлагаемому Оккамом, а в наше время излагаемому Людвигом Витгенштейном в его «Логико-философском трактате». Другими словами, религиозные верования имеют тенденцию к формированию одностороннего взгляда на мир, так как в то же самое время едва ли кто-либо решится отстаивать мнение, в соответствии с которым существование трансцендентального и всемогущего Бога может доказываться философским путем.