История эпидемий в России. От чумы до коронавируса - [56]
Наконец, от «чумной комиссии» пришло распоряжение раскрыть все выморочные и зараженные дома, тщательно их проверить, после того разрешить вселение прежних их обитателей. Заставы вокруг города были сняты лишь 18 февраля. Но и после этого жителям Харькова вплоть до 20 марта было запрещено выезжать из города и сообщаться с соседними деревнями>[215].
В феврале 1739 г. чума появилась в Азове, куда и были направлены как оставшиеся без дела лекари и подлекари, так и медикаменты. Однако Азов находился в отношении медицинской помощи в лучших условиях, чем другие пораженные эпидемией города. Там был морской госпиталь, и, кроме того, в Азовской флотилии было 34 «медицинских чина»: 6 лекарей, 11 подлекарей, 4 ученика на подлекарских должностях и 13 лекарских учеников. Во главе всей медико-санитарной организации был поставлен тот же доктор Лерхе.
Я. А. Чистович писал, что весной 1739 г. эпидемия совсем прекратилась и все доктора и лекари возвращены из Украины и пограничных городов на свои места. Это, однако, не совсем верно. В феврале 1739 г. сообщено в Кабинет министров из Азова «о продолжении тамо заразительной болезни», и Кабинет, констатировав, что слышать об этом «весьма сожалительно», приказал немедленно направить в Азов доктора, лекарей и медикаменты из Воронежа, «понеже в Воронежской губернии… такая ж бывшая болезнь… уже прекратилась». Врачей предлагалось послать немедленно в Азов «с надлежащим крепким о предосторожности и прилежном пользовании больных подтверждением».
В мае 1739 г. среди людей, задержанных на расположенной за Тулой, по дороге в Москву, заставой, появилась «лихорадка и болезнь, называемая бабон». По свидетельству лекаря Тульского оружейного завода, «хотя тамо опасных болезней не имеется, но, однако, умерших людей погребают скоро и без свидетельства».
Трудно что-либо сказать о характере этого заболевания: была ли это чума («бабон» – бубон), сифилис или мягкий шанкр? Против венерического характера заболевания говорят нередкие случаи смерти.
В сентябре 1739 г. заболевания «моровой язвой» появились в одном из полков армии, вернувшейся из Крыма: заболело 43 человека, из которых 5 умерли. В октябре того же года была ликвидирована небольшая вспышка чумы в пригороде и окрестностях Курска.
После этого случаев «моровой язвы» на юге России больше не регистрировалось. В конце 1739 г. в Петербург поступили донесения из разных мест о том, что «моровая болезнь полностью перестала».
Точных и достоверных сведений о числе больных и умерших от чумы в течение эпидемии 1738–1739 гг. нет. Существуют лишь разрозненные данные о количестве умерших по отдельным местностям: в Изюме и его окрестностях умерло 6610 человек, в Ставропольском уезде – 795, в Сватовой Лучке и Зенкове (на Украине) за один месяц – 507, в Купайне – 166, в Полтавском полку – 84 (Рихтер).
По Лерхе, в Изюме вымерла половина городских жителей. В Азове несколько тысяч человек (по Чистовичу, «эпидемия не нашла там себе много жертв»), В Харькове умерло 800 человек. Сколько было умерших в Бахмуте – неизвестно.
Согласно рапорту генерала Штоффельна, в Очакове в мае 1738 г. умерло 1080, а в июне – 642 человека. Из пяти стоявших в Очакове полков осталось в живых лишь 300 человек.
Однако эти скудные сведения о количестве умерших от чумы нельзя назвать точными; в действительности смертность и заболеваемость или гораздо выше (во многих домах вымирали «без всякого изъятия» целые семьи). Многие больные и умершие оставались вне поля зрения врачей и властей, ибо родные скрывали их и тайно хоронили, боясь карантинов, сожжения домов и прочих проводившихся в то время мероприятий. Кроме того, зная царившую в Петербурге панику, начальники губерний и военное начальство приуменьшали в своих рапортах количество умерших от чумы.
В связи с предстоявшим после окончания войны возвращением действовавшей на Украине армии были приняты меры для предотвращения заноса болезни. Вернувшиеся из армии врачи были собраны в Москве и Петербурге. С начала 1739 г. на тульской и калужской дорогах, на расстоянии 150 верст от Москвы, учреждены заставы и карантины. Второй пояс застав и карантинов располагался на расстоянии 30 верст от Москвы.
В Москве заготовлено было большое количество предохранительных и лечебных медикаментов. Особое внимание было обращено на улучшение санитарного состояния города. Была составлена специальная инструкция из 13 пунктов, в которой главное внимание обращалось на «осторожность от моровой язвы», на привлечение к борьбе с этой болезнью всех неслужащих, но проживающих в Москве, лекарей, подлекарей и цирюльников на борьбу с ненастоящими врачами-шарлатанами, на наблюдение за отпуском медикаментов из аптек и т. п. Лекари должны были «рассматривать» трупы людей, умерших от опасных болезней, и в случае подозрения на «моровую язву» немедленно сообщать властям. Чума до Москвы не дошла и, таким образом, все описанные предосторожности оказались излишними>[216].
В 1740 г. по ходатайству Медицинской канцелярии перед Кабинетом министров была выдана денежная награда докторам и лекарям, которые в 1738 г. были из Петербурга и Москвы посланы в Белгородскую губернию «для предосторожности от опасных болезней».
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.