История эпидемий в России. От чумы до коронавируса - [53]

Шипову указом поручено было «тотчас и без всякого медления к нему, генерал-лейтенанту, ехать с крайним поспешением». Кроме того, указ предписал Шипову выделить из Глуховского гарнизона «военных людей довольное число» для учреждаемых застав.

Указ был строго секретным: «И что по сему нашему указу учинено удет, о том сюда рапортовать; в прочем вам оное содержать в высшем секрете и все вышеописанное исправить под таким приличным интекстом и осторожностию, чтоб украинский народ от того в страх приведен не был».

В тот же день послан Трубецкому из Кабинета министров указ, одержавший, во-первых, выговор за несвоевременное извещение об опасной болезни, а во-вторых, довольно подробную инструкцию («пункты») по предотвращению дальнейшего ее распространения.

Но, несмотря на принимаемые меры, эпидемия продолжала разгораться и охватывала все новые и новые территории. 26 июня 1738 г., согласно полученному сенатом рапорту, болезнь появилась уже в Белгороде и в его уезде. Это было целиком приписано «нерадению и невыполнению прежних указов о предупредительных против нее мерах: «Из того видно, что оные болезни с низу Днепра в те места принесены от людей, туда пришедших, того ради вы сами легко разсудите, каким образом сии ведомости от нас приняты, когда мы толь многократно подтвержденными жестокими указами, того накрепко смотреть и предостерегать повелели, чтоб отнюдь с низу Днепра никто… в границы наши пропущен не был. А ныне видно, что, несмотря на все такие отправленные от нас указы… надлежащее смотрение по содержанию тех наших указов не имелось и не имеется, и безсовестным, и перед богом, и пред нами никогда неоп равдываемым образом допущены, что уже сия болезнь и внутрь государства вошла».

Подтверждая «иаикрепчайше» содержание всех прежних указов о борьбе с «опасною болезнью», указ от 26 июля предписывал немедленно исследовать, «каким способом в те места, и через кого, и каким случаем вышеописанная болезнь принесена». При этом было дано предупреждение, что все те, «которые в сем деле свою должность пренебрегали и далее пренебрегать будут, в том не ниако, как головою своею ответ дадут, без всякой пощады».

На заседании Кабинета министров в июле зачитано сообщение о том, что эпидемия появилась в ряде местностей Изюмского и Харьковского полков. В связи с этим Шипову отправлен «жестокий» указ, в котором обвиняли в оплошности стоящих по «заставам» людей и в том, что «надлежащего и прилежного смотрения весьма не имеется»^[210].

Указ подтверждал необходимость принятия самых строгих мер и всех «потребных и удобь вымышленных предосторожностей от расширения оной опасной болезни». Предлагалось, «где солдат и других военных людей нет, то определить для караула и предостережения того, из обывателей тамошних довольное число».

Кроме того, в этом указе впервые проявляется забота о «простом народе»: «И чтобы простому народу к предупреждению от помянутых болезней в тех местах, где оная есть, давали пить дегтю жидкого по ложке, как больным, так и здоровым; и ежели где такого жидкого дегтя нет, то туда посылать из других мест немедленно; такожде беспрестанно курить можжевельником и прочими способными к тому потребностями».

Ограничив ложкой дегтя свою заботу о «простых людях», Кабинет министров постановил «для вящей в слободских полках и в Белгородском уезде от явившейся опасной болезни предосторожности» направить в те места из Петербурга члена военной коллегии генерал-майора Баскакова.

Эпидемия продолжала нарастать и продвигаться вглубь Украины. В августе болезнь появилась в Полтавском полку и «вместо умаления в Изюме и оного полка в уездах, в Харьковском полку в некоторых местах и в уездах в Белгородской умножается».

Один за другим следовали подтвердительные «жестокие», и «прежестокие» указы. В августе Трубецкому был отправлен суровый указ, выражающий «немалое удивление» в неполучении от него в течение двух месяцев никаких известий о том, «что в Очакове и в тех сторонах чинится и о бывших тамо болезнях»^[211].

Подобный же указ, также с выражением «немалого удивления», был послан вскоре и Шипову: «К немалому нашему удивлению, репортов от вас о состоянии в Украине, и особливо в слободских полках давно не имеем». Но, в противоположность прежним указам, обещавшим кары за невыполнение, на этот раз Шипову обещают награждение: «Ежели верным и должным вашим радением оная болезнь до дальнейшего не допущена, но паче как наискорее прекращена будет, то вы за то особливою нашею милостью награждены будете».

12 сентября Кабинет министров в очередном заседании заслушал «репорт» Шипова о том, что эпидемия захватила новые районы и места. Она подходила к Курской губернии: «Явилось еще в Галяпком полку в местечке Лютенке, такожде и в Глуховской сотне за селом Княжичами в хуторе, который разстоянием от Глухова в 30, а от Севского уезда и от жилья токмо в одной версте». По свидетельству посланного туда врача, «кроме умерших, оставшие больные находятся, заражены моровою язвою». Шипов приказал упомянутый хутор, выведя из него людей в «пустое место», сжечь вместе со скотом, а вокруг села Княжичи поставить караулы «для невыпуска из него людей».