История эпидемий в России. От чумы до коронавируса - [52]

Зараженные дома велено было, где возможно, сжечь «с пожитками, и скотом, и лошадьми». Если же такие дома, «за опасностью других домов» сжечь нельзя, то «всячески предостерегать, дабы другим домам от того вреды не было, и накрепко следить, чтобы отнюдь в те домы не ходили и из них никто ничего не брали».

На обязанности начальников губерний лежало наблюдение за возникновением моровой язвы не только в своих, но и в соседних губерниях: «А ежели явятся где других губерний и провинций… о таком же заповетрии ведомости, и о том накрепко проведывать». Строгие меры изоляции надлежало проводить по отношению к людям, проезжающим или приходящим из «заповетренных» мест: «и их о той язве на заставах расспрашивать через огни, под смертною казнью, и буде скажут, что в тех местах на люди моровое поветрие есть, и тех людей держать за заставами, не в жилье, чтоб с людьми никакого сообщения не имели, а в города, села и деревни отнюдь их не пропускать».

Держать этих проезжих и прохожих людей у заставы полагалось до 6 недель. По прошествии этого срока их надлежало «осмотреть и освидетельствовать»; кто должен был заниматься таким осмотром и освидетельствованием, в инструкции не сказано.

Казалось бы, что это должны были делать врачи. Но в 1728 г. (время издания инструкции) врачей в России было так мало, что их не хватало даже для обслуживания армии и флота. Гражданское же население, за исключением, может быть, двух столиц, было почти полностью лишено врачебной помощи. Заставы же, по инструкции, надо было располагать «по большим дорогам и малым стежкам», следовательно, застав было много и для обслуживания их всех не имелось не только врачей, но и лекарских учеников. Поэтому нужно думать, что только наиболее крупные заставы, вроде Царицынской, обслуживались врачами. На небольших же заставах осмотром и освидетельствованием больных занимались «сведуюшие» люди, так же как это делалось при появлениях первых случаев заболевания.

На всех больших, проезжих, «знатных» дорогах было приказано поставить для большего «страха» виселицы. Вешать же, «не описываясь», из числа тех, кто, «презрев указ, мимо тех застав прокрадется», можно было лишь лиц неблагородного происхождения: «всех, кроме дворянства и шляхсства». Относительно последних было дано распоряжение «держать под крепкими караулами и об них писать в самой скорости и ожидать указа». Курьеров и «посланцев», как русских, так и чужестранных, велено было задерживать и опрашивать у застав на равных правах с остальными «всяких чинов людьми», но «оный указ в какой силе состоит объявить с учтивостью». Очевидно, учтивость по отношению к другим людям – не курьерам и не посланцам – считалась излишней.

Письма и бумаги велено было принимать, «на заставах, через огонь, трижды переписывать и посылать последнюю копию» туда, к кому они отправлены, самые же оригиналы оставлять на заставах.

В дальнейшем § 38 этого наказа неоднократно повторялся и в других законодательных актах, разумеется, с дополнениями и поправками, зависящими как от размера и характера эпидемии, так и от уровня научномедицннских познаний и взглядов.

В 1738 г. чума снова появилась на юге России – Украине. Россия вела в это время войну с Турцией.

Откуда и кем была занесена чума на Украину, точных сведений нет. И. Фишер, служивший в 1738 г. военным врачом в русской армии, утверждал, что болезнь была занесена из Валахии. По Гезеру, чума в 1738 г. вспыхнула в Придунайских странах. Одновременно с появлением на Украине, чума вторглась в Австрию, Венгрию и через Карпатский горный хребет, в Польшу и Буковину. Шнуррер указывал, что болезнь была занесена из Египта, где свирепствовала в 1736 г. в Каире, причем в этом же городе от нее в течение одного дня будто бы умерло 10 000 человек.

Но откуда бы ни была занесена чума, она впервые появилась среди русских войск в Очакове.

В марте 1738 г. командовавший войсками Миних сообщил в Петербург на основании «табелей», присланных к нему из Очакова генералом Штоффельном, «о великом числе в таможнем гарнизоне больных и беспрестанно умирающих, и что в одном прошедшем генваре месяце слишком тысяча человек померло».

По мнению офицера, присланного с донесением от Миниха, «тамошние болезни… больше в скорбутике состоят». Считалось, что эти болезни «иногда от тамошней плохой воды и от жития в землянках от большей части происходят».

В апреле 1738 г в Очакове была определенно констатирована чума. Затем она появилась и в Кинбурне и стала распространяться вверх по Днепру, достигнув Запорожской сечи.

В начале эпидемии чума, вероятно, из дипломатических и военных соображений именовалась «опасной» или «прилипчивой» болезнью. Впрочем, такого рода термин употреблялся в течение всего XVIII века для обозначения «моровой язвы» и для отличия ее от других инфекционных заболеваний, одни из которых (например, оспа) считались прилипчивыми, но не опасными, другие же (тиф) – опасными, хотя и не в такой мере, как моровая язва, но не менее прилипчивыми.

В июле Кабинет министров направил именной указ лейб-гвардии майору Шипову и членам Малороссийской генеральской канцелярии об учреждении «крепчайших застав» по Днепру и всей украинской линии. В указе, данном Шипову, отмечалось, что, по донесению Миниха, в Очакове «явились опасные и прилипчивые болезни, которые некакою оплошностью от приезжих оттуда, до Малышсвского острова, который ниже днепровских порогов, дошли». Миних, как это явствует из цитируемого указа, отдал командующему армией генералу Трубецкому приказ (ордер) «о твердой предосторожности от этой опасной болезни, дабы от кого в Украину нанесена не была». В помощь командующему была учреждена «главная комиссия».