История эпидемий в России. От чумы до коронавируса - [35]
Оба приведенных документа свидетельствуют о том, как внимательно и осторожно относились московские власти ко всем известиям об эпидемических болезнях.
Профилактические мероприятия следовали немедленно за получением извещения о такого рода заболеваниях, причем донесения о них пересылались лично царю, даже в поход. Скоропостижная смерть 80-летней старухи вызвала целый переполох, длиннейшую переписку, из которой мы привели только малую часть.
При возникновении эпидемии в XVII веке на Руси проводился целый ряд противоэпидемических мероприятий. Главным звеном этой системы было оцепление и изоляция эпидемических очагов. При получении известий о «моровом поветрии» местность, где оно появилось, окружалась цепью застав и засек. На больших дорогах «учинялись заставы крепкие», проселочные дороги и «малые стежки» перекапывались канавами или заваливались деревьями – засеками. На заставах и засеках ставили сторожевые посты.
Оцепление «заповетренных мест» применялось и до эпидемии 1654–1655 гг., но особенно широкое распространение оно получило на Руси во время этого мора и в конце XVII столетия. Первое время при появлении «моровой язвы» в Москве всем желающим было разрешено выехать из города. Но правительство скоро спохватилось и уже в июле на дорогах, ведущих в Москву, появились заставы. Воеводам подмосковных городов были разосланы указы – никого из Москвы не пропускать. Так, в августе 1654 г. была послана на Коломну воеводе «Васке Морткину» грамота: «На Коломне и в Коломенском уезде учинити заказ крепкой под смертной казнью, и дороги, который от Москвы на Коломну и в Коломенский уезд и в… Понизовые городы, велеть все засечь и на тех дорогах поставити заставы крепкия; а на тех заставах велено поставить из отставных дворян и из детей боярских по человеку, да с ними коломенских стрельцов и посадских и уездных жилецких всяких чинов людей, и велено им приказать накрепко: которые всяких чинов люди учнут приезжать и приходить с Москвы к заставам, и похотят ехать в… Понизовые городы, никого не пропускать отнюдь никоторыми делы, в велети тем людем от застав ехать и итти к Москве, чтоб отнюдь на заставы и мимо застав от Москвы никаких чинов люди на Коломну и в Коломенской уезд, и в Понизовые города, горним и водяным путем не проезжали и не проходили; а на Москве-реке потому ж велено учинити заставы крепкия и пропускать с Москвы никого не велено»>[158].
Карантин распространялся на всех «торговых и служилых и всяких чинов людей». Так, в том же 1654 г. было указано: «И наши де гонцы и посланники, и с нашею денежною и ефимочною казною, мимо города Твери ездят к Москве и с Москвы, а под тое пашу казну и под гонцы берут подводы во Твери, на Яму, и те де тверские ямщики и проводники, отвезчи к Москве нашу казну и гонцов, приезжают с Москвы в домы свои, во Тверь… И как к вам ся наша грамота придет и вы бы с Москвы в Великий Новгород и во Псков… и в иные наши тамошные городы и в уезды, также и из тех городов к Москве, гонцов и посланников, с нашею денежною и ефимочною и с иною ни с какою казной и ни с чем, всяких чинов людей, мимо Твери пропускать отнюдь не велели… и который ямщики посланы с подводы, под посланники и под гонцы… и как те ямщики учнут приезжать, и тех ямщиков велеть держать за заставами недели по две и по три потому, чтоб от них в наносе морового поветрия здоровым людей упадка никакого не учинилось, а велеть стоять им за заставою неблизко»>[159].
Заставы и засеки устраивались не только вокруг городов, по большим и проселочным дорогам, но иногда оцеплялись и отдельные деревни и села. Так, в 1654 г. в одной из деревень Кашинского уезда умерла «думного дворянина… жена, да у князь Юрьева жены Звенигородского померли люди их… и князь Юрьева жена Звенигородского с досталными людьми переехали в иные свои деревни». По этому поводу Кашинскому воеводе Борису Ивановичу Непейцыну было отдано распоряжение: «И как к тебе ся наша грамота придет и ты б в те деревни, и в которой умерла… Гавреиева жена, и в которую перевезена, и в которой деревне померли князь Юрьева-Звенигородского люди, и в которую деревню его князь Юрьева жена с досталными людми переехали, велел засечь, и приставил около тех деревень сторожи крепкие, а на тех сторожах покласть огни часто, чтоб из тех деревень никто в иные в околные деревни не ходил и не ездил, также бы и из околиых деревень в те деревни, в который учинилось моровое поветрие… потому ж никто не ходили и не ездили отнюдь никоторыми делы, и о том бы велел учинить заказ накрепко под смертною казнию».
Иногда при появлении инфекционных заболеваний в деревнях заставами и засеками оцеплялся целый уезд. Так было, например, в 1655 г., когда из-за двух случаев «скорой смерти с язвами» в двух деревнях Рославльского уезда весь уезд был «обсечен»>[160]. Заставы и засеки устанавливались не только в случае действительного наличия эпидемии, но и при подозрении и слухе о ней, впредь до получения «подлинной ведомости буде то моровое поветрие пристанет или распространится». Так, в 1656 г. в Полоцкий уезд прибыли люди из Друй, где будто бы имелись случаи смерти от морового поветрия. Было приказано «поставить в деревне, от болыпия дороги в стороне, где пригоже, и ту деревню осечь и сторожей поставить». Стрельцы и солдаты, ехавшие в Смоленск мимо города Рославля, где было моровое поветрие, по указу 1656 г. были высланы в деревню, которую повелевалось «осечь на месяц… и будет упадку у них не будет, их отпустить по домам»
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В настоящей книге чешский историк Йосеф Мацек обращается к одной из наиболее героических страниц истории чешского народа — к периоду гуситского революционного движения., В течение пятнадцати лет чешский народ — крестьяне, городская беднота, массы ремесленников, к которым примкнула часть рыцарства, громил армии крестоносцев, собравшихся с различных концов Европы, чтобы подавить вспыхнувшее в Чехии революционное движение. Мужественная борьба чешского народа в XV веке всколыхнула всю Европу, вызвала отклики в различных концах ее, потребовала предельного напряжения сил европейской реакции, которой так и не удалось покорить чехов силой оружия. Этим периодом своей истории чешский народ гордится по праву.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.