История эпидемий в России. От чумы до коронавируса - [34]

С неукоснительной строгостью карантинные мероприятия проводились и в последующие годы. В 1684 г. гетман Самойлович отправил в Москву «посланца своего прилуцкого полку писаря Семена Ракова с товарищи». Посланцу этому было велено «в дороге поворотить к гетману», ввиду того, что он проходил «заморными местами». Но воевода в Севске должен был с дипломатической вежливостью разъяснить посланцу, что он «поворочен с дороги и до Москвы не допущен для того, что он с посланники нашими с стольником и полковником с Василием Тяпкиным и с дьяком с Никитою Зотовым, был в Крыму, и было при них в Крыму на люди моровое поветрие, и наших, великого государя, людей померло язвою 12 человек и затем поветрием те наши в. г. посланники и крымские послы в дороге удержаны и до Москвы не допущены ж, потому что от морового поветрия во всех государствах имеют великое опасенье, и он бы посланец себе того во оскорбленье не ставил, и к гетману к Ивану Самойловичу ехал безо всякого сомнения».

Карантинные строгости соблюдались даже тогда, когда дипломатические интересы, казалось, требовали их смягчения. Например, в конце XVII века московское правительство было очень заинтересовано в сближении с казаками, тем не менее в связи с чумой оно потребовало от атаманов Войска донского, чтобы они в Москву не ездили.

В 1692 г. «… посланы грамоты на Дон, к атаманам и казакам, к войсковому атаману ко Фролу Миняеву и ко всему Войску донскому, чтобы и они от того морового поветрия имели великую осторожность и никого к себе в Астрахань не пускали, и учинили заказ во всех городках, да и зимовой бы станицы к Москве не отпускали ж».

Вообще нужно сказать, что после московской эпидемии всякие известия о «моровом поветрии» вызывали у правительства страх, и при малейшем подозрении на «моровую язву» принимались самые строгие меры. Так, например, в 1660 г. скоропостижно умерла сидевшая под арестом в Стрелецком приказе 80-летняя старуха. Скоропостижность ее смерти вызвала переполох, и об этом было срочно сообщено находившемуся в походе царю: «…Ивашко Прозоровский челом бьет… сказывал нам Стрелецкого приказу дьяк Иван Степанов… сидела в Стрелецком приказе жопка татарка некрещеная в татином деле… и сего же де числа после обеда… умерла скорою смертью, а та де жонка была стара, лет 80 и больше».

В ответ на эту челобитную последовал строжайший приказ: «Разыскав про то, от чего та жонка умерла, допряма и обо всем к нам отписать, и сыск прислать не мешкав, и которой подъячей тое жонки поехал осматривать, и того подъячего в город пускать до нашего указу не велеть; и ту жонку велели закопать за Земляным городом подалее… помубже; и велеть на тое могилу накласть огню побольше и нажечь гораздо больше той могилы зверь никакой не раскопал».

Такое же дело возникло и в 1662 г., и воевода доносил царю: «…Пришел к нам Александр Дуров, сказывал: сидят де в Стрелецком приказе колодники – безместная старица да стрельчиха… в деле, что та стрельчиха на тое старицу извещала в ворожбе и… сказывала подъячему Ивану та стрельчиха на ту старицу, что у той старицы наперед сего в моровое поветрие была язва, а ныне де у ней та язва отрыгнулась… И мы приказали дьяку Александру Дурову, велели ему послать той стрельчихи и старицы и допросить подъячего недоходя приказу, в окошко, издалека, у той старипы язва есть ли будет, и мы ту старицу и жонку стрельчиху, которая на нее извещала, велели отвезть по Дмитровской дороге, верст с 15 и больше тотчас, и велели их в большом лесу от большой дороги в стороне обсечь накрепко и поставить караул… десятника, а с ним 5 стрельцов, и тем стрельцам приказали смотреть и беречь накрепко, под смертной казнию, чтоб они, обсекши ту старицу и жонку, были безотступно и по деревням никуды ни для чего не ходили, и смотрели и берегли того на крепко, чтоб к ним никакой человек ни откуда не приехал и не пришел некоторыми обычаи, а которых подъячих и всяких чинов людей в Стрелецком приказе тот извет застал, и мы тех всех людей из приказу выпускать и к ним никого припускать до ночи не велели, а ночью велели их из приказу вывести и поставить за городом на пустых дворех и караульщиком у тех дворов быть велели до твоего указу».

В ответ на это сообщение воеводы об «извете» на старицу и о мерах, принятых немедленно после получения этого «извета», в Приказе последовало именное распоряжение: «…Велено дьяку Ивану Патрикееву обыскасть по старицу Каптелину, где она жила, около двора ее соседьми… на той старице Каптелине моровая язва бывала ль или не бывала… Августа в 9-й день посылай приказу заставных дел подъячий Антипин… доехал за земляным городом, позади Новые Дмитровские слободы… А по осмотру (старицы) на правом плече старое сабельное рублеиие да на голове на затылке рублено ж… да у ней же в правом паху выкинулось побольше ореха, а знатно, что откинулась железа от сеченья старой болезни, а не язва. А старица сказала:… было у ней в моровое поветрие в паху выкинулось с брус и изошло без провалу… Такове письмо переписано в седьмое и послано к… государю с стряпчим с Борисом Арга маковым»^[157].

Как видно, достаточно было «извета» на колодницу, чтобы и она, и сидевшая вместе с ней «стрельчиха» подверглись изоляции и строжайшему карантину. Временно были изолированы и все, соприкасавшиеся с обеими «колодиицами». Срочно было произведено следствие с соблюдением всех процессуальных формальностей. И несмотря на то, что следствие не установило наличия «моровой язвы», сообщение об этом было переписано 7 раз и только седьмая копия послана во дворец.