История эпидемий в России. От чумы до коронавируса - [32]

Известно, что в 1455 г. московский посол в Польше немедленно сообщил в Москву о появлении нового заболевания, как предполагает Рихтер, сифилиса, причем в ответ на это донесение из Москвы было дано указание точно выяснить, откуда оно появилось и как распространяется. Сведения об эпидемиях за рубежом получали и через «лазутчиков». В 1631 г. «лазутчики» из Нового-Городища узнали, что «близко де Миргорода вымерло 2 слободы». В 1653 г. лазутчики доносили, что в пограничном городе Чернухе «люди все вымерли моровым поветрием».

Разведчикам, посылаемым с определенными заданиями за рубеж, в соседние государства, поручалось разузнать также и про моровые поветрия. В 1652 г. Белгородский воевода прислал «отписку о моровом поветрии»: «В нынешнем… году прислана в Белгород твоя государева грамота из Разряду… а в твоей грамоте сказано: жити б мне в Белгороде с великим бережением и вестей проведывати всякими обычаи накрепко, и твоим государевым делом промышлять… и о всяких вестех писать к тебе, государю, к Москве почасту. И августа во 2-й день посылал я из Белгоропа для проведывания весте за рубеж в польскую сторону в казачьи города белгородских черкас Сеньку Маленького да Павлика Калинникова; и августа в 16 день из-за рубежа в Белгород приехали, а в распросе сказали: были де они для проведывания вестей за рубежом, Польской стороне, в казачьих городех: в Веприке, да в Галиче, а дале де того, в иные казачьи городы, они не поехали, для того в Гадиче ле говорили им свои друзья: ехать де вам дале того нельзя, туда де вас пропустят, а назад де не пропустят, у поляков де и за Белою Церковью казачьих городех во многих местех мор большой… из моровых мест… в казачьи украйные города пропускать никого не велено»^[150].

Такого рода неопределенные сведения московское правительство не удовлетворили, и было приказано другому воеводе получить более точные данные «о литовских вестях и о моровом поветрии».

В сентябре 1652 г. был получен ответ: «Приехали в Курск из Литовской стороны Курчане Любимка Малютин, да пушкарь Куземка Халезев, а в распросе мне сказали:…были де они в литовских городех в Галиче и в Лубнах, и в иных городех, и при них де в те городы августа в 15 день прислал гетман Богдан Хмельницкий листы, чтоб де казаки из городков шли все в войски до одного человека за Днепр к Белой Церкви… Да при них же, Любимке и Кузьке, поставили черкасы по дорогам заставы, чтсб государевы люди в их сторону не ездили, и затеяли на люди моровое поветрие, боясь на себя приходу твоего государева боярина в воеводы с ратными людьми, пошел назад от литовского рубежу, и они де, атаманы и сотники, своих заставных людей с дорог свели, а в литовской де стороне, в городах и в уездах, морового поветрия никакого нет»^[151].

Судя по этому документу, вести о моровом поветрии в данном случае оказались военной хитростью, имевшей целью запугать воеводу и воспрепятствовать ему прийти на подмогу Богдану Хмельницкому. Вследствие этих ли вестей или по иной причине воевода с ратными людьми «пошел назад от литовского рубежа». Заставы, по словам разведчиков, тогда были сняты.

Несмотря на эти, казалось бы, исчерпывающие сведения об отсутствии морового поветрия, осторожное московское правительство положило на письме «помету»: «Послать государев указ велеть жити с великим береженьем»^[152].

Приведем еще один документ, содержащий интересные данные о том, как в «литовской стороне» в середине XVII века «боролись» с эпидемическими болезнями. «Отписка Яблоновских воевод Шереметьева с товарищами о черкасских вестях и о моровом поветрии. В нынешнем (в 1653) году… приезжал из литовского города Груни к Олешенской заставе литвин Ларька Андреев сын Кремепицкой, а хотел де он проехать в русские городы; и он (воевода) пропустить его не велел для морового поветрия, что в их городех мор. И за заставою де его, Ларьку, распрашивали, а в распросе де сказал: сыскали де в Галиче воров дву жонок да девку, и их де пытали, и они де с пытки винились: моровое поветрие на люди напускали они, и тех де дву жонок и девку сожгли, и после де их моровое поветрие унялось. А распрося того литвина, велел его воротить в Литовскую сторону, покаместо про моровое поветрие будет впрямь ведомо, что унялось»^[153].

Впрочем наряду с донесениями послов и лазутчиков для уяснения эпидемической обстановки и составления эпидемического прогноза цари иногда прибегали к средствам вполне в духе своего времени.

Так, например, когда в 1665 г. до царя Алексея Михайловича дошли слухи об эпидемии в Лондоне, он приказал жившему в то время в Москве доктору Энгельгардту составить гороскоп. Выполнив приказ, доктор ответил царю письмом на латинском языке, где, между прочим, говорится: неблагоприятное стояние созвездий, сначала Сатурна, а затем Марса, за которыми следует затмение 5 других больших планет, указывает на то, что осенью во многих частях Европы большое количество людей погибнет от чумы. России же не грозит ничего особенного^[154].

При получении известий о появлении морового поветрия за рубежом на границах устраивались заставы. Первые указания об устройстве пограничных застав относятся к 1602 г., когда Борис Годунов приказал устроить заставы «от Смоленска по всему рубежу».