История эпидемий в России. От чумы до коронавируса - [30]
Поэтому меры по борьбе с эпидемиями, проводимые на Руси в XVII веке, не были новшеством и их нужно рассматривать как дальнейшую эволюцию давно известных и испытанных нашим народом средств борьбы с «моровыми поветриями».
В то же время в связи с ростом централизации и укреплением Московского государства они в значительной степени унифицируются и проводятся в небывалых до того масштабах. Московское правительство требует от всех воевод и их товарищей немедленно сообщать о появлении «морового поветрия». Сохранились многочисленные «отписки», поступавшие в Москву из провинции о случаях «мора». Так, например, сохранился следующий документ: «Розыск про моровое поветрие во Владимирском, Переяславльском-Залеском, Коломенском и Рязанском уездах 139 (1631) года августа в 1-й день сказывал… князь Дмитрий Михайлович Пожарский, а ему де сказывал коломнянин Федор Норов, что в Коломенском уезде в селе Боярки сего лета в Петров пост сын боярский Василий Кочуров умер пострелом>[136], а как де его похоронили, появилось знамя пострельное у вдовы Арины, жены Барыкова, и то де знамя у той вдовы Арины выжигали и та де вдова и по ся место жива. Да в деревне де Тарбышеве Григорьев… Типяйко умер пострельным же знаменем. Да у кречетника, у Ивана Григорова в сельце Олешкове тою язвою умерло крестьян 4 человека, и в иных де местах в Коломенском уезде тою же язвою люди помирают, а лошади в Коломенском уезде вымерли и на люди та язва пала от лошадей»>[137].
Подобного рода сообщения о моровых поветриях в 1624–1625 гг. поступали в Москву из Белгорода, Брянска, Валуек, Воронежа, Изборска, Масальска, Новгорода, Пскова и ряда других городов>[138].
Начальствующим (воеводам, полковникам и т. п.) вменялось в обязанность давать точные сведения о количестве больных и умерших в подчиненных им полках. В качестве примера можно привести донесение полковника Василия Боркова (1691): «Апреля де с 25 числа по 2 число полку его стрельцов померло 51 человек прежнею болезнью, болят головою и поносом, и рудою исходя, и в болезнях с ума сходят, и поясницы болят, и от того железы отметываются. Все де на Вашей, великого государя, служба в Ново-Богородицком с прежними, февраля с 22 числа мая по 2-е число, полку его стрельцов померло 396 человек, да бежало и на дороге осталось 7 человек, а ныне де на лицо стрельцов… 360 человек»>[139].
О том, какие именно сведения о моровых поветриях требовались от воевод, можно заключить на основании следующего, написанного в 1654 г. и посланного воеводе Буйносову и дьяку Шпилкину приказа: «Как к вам ся наша грамота придет и вы б велели отписать к нам тотчас… в Великом Новегороде и в Новегородском уезде от морового поветрия нет ли на люди какова упадку, и будет есть, и в которых местех… в скольких верстах от Нового города, и сколь давно, и сколько человек померло, и какою болезнью, и долго ль те люди болны, и померли с язвами или без язв»>[140].
Следовательно, воеводы обязаны были сообщать не только место, где разразилась эпидемическая вспышка, не только количество умерших, но также и диагноз, и краткую характеристику заболевания. Такого рода сведения должны были посылаться «тотчас» без «замотчанья», «на спех», причем требовалось точное описание болезни.
В 1655 г. козловскому воеводе была послана «память»: «…в Козлове городе, и на посаде, и в слободах, и в Козловском уезде… поместьях и вотчинах переписать на спех, сколько человек имяны и какого чину людей от морового поветрия умерло и сколько человек осталось мы на лицо, и тем людям роспись велено принести ко мне тотчас. И из тех росписей тем умершим и остаточным всяких чинов людям сделать перечневую роспись по чинам»>[141]. Требовались также сведения и о том, откуда, из какого источника, возникла эпидемическая вспышка.
За своевременной отправкой, точностью и полнотой сведений о моровых поветриях строго следили. Так, в 1664 г. городецкий воевода сообщил в Москву о количестве умерших от морового поветрия, но московские власти этим не удовлетворились и направили воеводе грозный указ: «А от чего на Городецке моровое поветрие на люди учинилось, от тутошних ли или от жилецких, или от приезжих и от прохожих людей, и сколько в котором дворе людей умерло порознь, и кто имянно, и в коих числех – о том ты к нам не отписал, знатно ты нашего указу не слушаешь, а по нашему указу велено тебе про моровое на люди поветрие и про упадок людем писать имянно, и ты тот наш указ поставил на оплошку»>[142].
Откуда же черпали все эти сведения сами воеводы? В первую очередь от своих подчиненных: приставов, дьяков, подъячих. В 1655 г. воевода Киреевский писал приставу, требуя сведений: «Что в селе… сколько померло робят мужеска полу и женска июля по 17 число, и тебе б велеть дьячку те речи написать., по статьям, на 3 статьи… а попу б тебе приказать через огонь имянно, что он поп впредь велел писать на роспись тех умерших людей, что у него… мужеска полу и женска и робят мужеска полу и женска… впредь сколко умрет»>[143].
Сведения о моровом поветрии получали также через «лазутчиков» или разведчиков, от проезжих или прохожих людей, путем «обыска» и «розыска».
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В настоящей книге чешский историк Йосеф Мацек обращается к одной из наиболее героических страниц истории чешского народа — к периоду гуситского революционного движения., В течение пятнадцати лет чешский народ — крестьяне, городская беднота, массы ремесленников, к которым примкнула часть рыцарства, громил армии крестоносцев, собравшихся с различных концов Европы, чтобы подавить вспыхнувшее в Чехии революционное движение. Мужественная борьба чешского народа в XV веке всколыхнула всю Европу, вызвала отклики в различных концах ее, потребовала предельного напряжения сил европейской реакции, которой так и не удалось покорить чехов силой оружия. Этим периодом своей истории чешский народ гордится по праву.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.