В середине марта Нарком ВМФ издал очередную директиву, в которой требовал от флота активизировать минную войну на коммуникациях противника. Командующий Черноморским флотом адмирал Октябрьский ответил в том смысле, что главная задача флота — защита Севастополя, и наличных сил недостаточно даже для этого. Кузнецов указал, что, действуя на коммуникациях, флот как раз и защищает Крым. А адмиралу Октябрьскому ничего не оставалось делать, как поставить перед ударной компонентой Севастопольской авиагруппы и эту задачу. Уместно также заметить, что за неполный год боевых действий лётный состав 5-го ГМТАП значительно обновился. По состоянию на 16 апреля лишь пять самолетов авиаполка имели оборудование для постановки мин и сбрасывания торпед. Низкое торпедометание могли осуществлять И экипажей и ещё шесть — высотное. В результате первые вылеты на морском театре экипажами торпедоносцев Ил-4 выполнялись с использованием только осколочно- фугасных авиабомб небольших калибров.

2 апреля два звена Ил-4 по данным воздушной разведки вылетели для атаки «транспортов, обнаруженных в районе севернее Констанцы». На самом деле нашему разведчику удалось застать в море отряд румынских минных заградителей, занятых постановкой противолодочных минных полей вдоль фарватера Констанца — Сулина. Одновременно заграждения ставили две группы кораблей, в которые входили минные заградители «Амирал Мурджеску» и «Дачиа». В качестве первой ударной волны в воздух поднялось по звену Ил-4 и СБ. Вскоре звено Ил-4 обнаружило отряд с минзагом «Дачиа» во главе и отбомбилось по вражескому флагману. Прямых попаданий не было, но близкий разрыв нанес заградителю легкие повреждения, ранив на его борту пятерых моряков. Кого бомбило звено СБ точно не ясно — с борта румынских кораблей их вроде бы даже не видели, зато один бомбардировщик в Севастополь не вернулся. Спустя полчаса второе вылетевшее звено «Ильюшиных» атаковало шедший в авангарде румынского соединения миноносец «Сборул». Несмотря на то, что бомбометание осуществлялось с высоты около 3000 м, нашим летчикам снова удалось добиться близких разрывов, ранивших двух человек. Поскольку к моменту атаки минные поля уже были выставлены, сорвать их постановку не удалось, но опасение новых ударов с воздуха затормозило выполнение румынского плана по минированию примерно на 1,5 месяца.
Малочисленность севастопольской группы и обилие стоявших перед ней задач обусловили большие перерывы в действиях на румынских коммуникациях. Следующий налет пришелся на 22 апреля. Обнаружить румынский конвой, шедший из Констанцы в Бугаз не удалось, в результате чего ДБ-3 сбросили бомбы на Сулину. Повторная атака этого порта была осуществлена уже силами пяти бомбардировщиков 3 мая. 7-го числа два Ил-4 вместе с Пе-2 и СБ принимали участие в нападении на конвой, состоявший из быстроходных десантных барж в районе Днестровского лимана. И на этот раз прямых попаданий добиться не удалось, но как минимум одна БДБ получила серьезные повреждения, а её экипаж понёс потери в личном составе. Спустя три дня вылетавший на разведку Ил-4 отбомбился по одиночной шхуне в районе мыса Олинька, после чего наблюдал на ней взрыв и пожар, однако зарубежные материалы на сегодняшний день не дают возможности как- либо прокомментировать это донесение. Кульминацией действий нашей авиации весной 1942 г. в западной части Черного моря безусловно, стал удар 21 мая.
Утром экипаж разведчика (традиция посылать одиночные «Илы» в дальнюю разведку сохранялась на Черноморском театре вплоть до второй половины 1943 г.), пилотируемого старшим лейтенантом А.Ермолаевым, обнаружил одиночный транспорт, шедший из порта Сулина в направлении Одессы. Командование приказало нанести по транспорту удар, причем не только силами бомбардировщиков, но и торпедоносцев. Штурман эскадрильи С.Дуплий (впоследствии — Герой Советского Союза) так вспоминал этот вылет: «Можете представить состояние комэска Чумичева и мое. Ведь это был первый боевой вылет в истории полка на торпедный удар. Готовились мы к нему по тревоге. Решено было лететь к цели двумя группами. Ведущая группа, — три бомбардировщика, которую мы возглавляли, за нами на пределе видимости — пара низких торпедоносцев.
Обнаружили транспорт севернее Килийского гирла. Выйдя на береговую черту, наше звено, где летчиками были Чумичев, Беликов и Агапкин, атаку произвело с берега в сторону моря. Самолеты-торпедоносцы атаковали транспорт со стороны моря одновременно с бомбардировщиками. Торпедоносцы капитан Селявко и старший лейтенант Гаврилов произвели индивидуальное прицеливание. Их штурманы лейтенант Грязнов и старший лейтенант Петроченко сбросили торпеды с дистанции 1200–1400 метров. Одна торпеда попала в корму транспорта водоизмещением 5000 тонн. Произошел сильный взрыв, и он стал окутываться дымом. Упредило торпеду ещё попадание в судно одной ФАБ-100. После удара транспорт развернулся в сторону берега. По торпедоносцам велся огонь зенитной артиллерии с транспорта, по бомбардировщикам зенитки не стреляли…
На свой аэродром возвращались все мы ободренные успешным выполнением задания. Жаль, что экипажи торпедоносцев сбрасывали торпеды с больших дистанций. Но это им можно простить. Ведь это была их первая торпедная атака…»