История афинской демократии - [65]

Не будем говорить здесь о процессе и казни Сократа, потому что этого еще придется касаться и потому что здесь примешались политические мотивы.

Несмотря на все перемены, на развитие демократии и переход власти к народу, афиняне в некоторых отношениях настроены были консервативно. Это обнаруживалось и в другой сфере – в воззрениях на происхождение, на труд. Юридически и политически афинские граждане были равны, но в социальном отношении полного равенства не было. И в демократических Афинах, например, знатность происхождения и богатство не совсем утратили значение: они открывали дорогу к власти и к влиянию. На некоторые должности, почетные и не соединенные с материальными выгодами, замещавшиеся не по жребию, особенно на должность стратегов, избирали преимущественно лиц более или менее видного происхождения и богатых. Аристотель, говоря (Ath. Pol., 26) о 50-х гг. V в., когда Афины вели борьбу за гегемонию на суше, отмечает, что тогда в стратеги выбирались «не опытные в военном деле, но пользовавшиеся почетом ради славы предков». Этим он объясняет громадность потерь, понесенных в то время афинянами; объяснение неверное – то было время таких полководцев, как Кимон и Миронид, – но сам факт избрания на должность стратегов большей частью людей знатных и состоятельных верен. Вспомним, какую видную роль в Афинах играл позже, во время Пелопоннесской войны, в сущности слабый и бездарный Никий, благодаря своему происхождению, а еще более – богатству. Благородное происхождение – это славная и завидная доля, с точки зрения даже афинянина V в. В числе тех недостатков, которые в комедиях Аристофана служат позорным клеймом для выводимых на сцену личностей, низость происхождения занимает далеко не последнее место. Правда, это – голос оппозиции: комики вообще хвалят «доброе старое время», и у них ясно проглядывает аристократическая тенденция. Но пьесы Аристофана были популярны; они давались перед тысячами зрителей, и, вероятно, замечания комика в этом отношении не являлись чем-либо оригинальным, не составляли резкого диссонанса с настроением и воззрениями общества; иначе бы они и не производили надлежащего эффекта.

Но еще больше различия в общественное положение афинских граждан вносили занятия и материальные средства.

Геродот говорит (II, 167), что у всех почти варваров пользуются меньшим почетом те, кто занимается ремеслом, и их потомки, что считается благородным тот, кто воздерживается от ручного труда, и в особенности, кто посвящает себя военному делу, и что у них заимствовали это все греки, больше всех – спартанцы, меньше же всех презирают ремесленников коринфяне. Об афинянах Геродот не упоминает: очевидно, по его мнению, они не составляли исключения[163]. И в демократических Афинах, несмотря на всю их исономию и исегорию, замечается разница в общественном положении, например, землевладельцев и людей, избирающих высшие, так называемые свободные профессии, с одной стороны, и представителей низших профессий – ремесленников и рабочих – с другой, как это есть, по замечанию Эд. Мейера[164], и в современном обществе. Древние были только откровеннее[165]. Физический труд, вообще труд рабочего, ремесленника, мелкого торговца нередко унижал гражданина в глазах афинского общества. В этом направлении немало влияло рабство: занятия, свойственные рабам, а также метекам, естественно не считались почетными для граждан, и лица, занимавшиеся подобными профессиями, в общественном мнении как бы приравнивались к неполноправным.

В этом отношении чрезвычайно характерный эпизод мы встречаем в IV в., когда, казалось бы, демократические тенденции должны были быть еще сильнее, – эпизод, о котором узнаем из речи Демосфена[166]. Один афинский гражданин, по имени Евксифей, был вычеркнут из списка демотов и, следовательно, лишен гражданских прав. В доказательство его негражданского происхождения указывалось, между прочим, на то, что он и его мать торговали лентами на рынке: Евксифей продавал ленты на рынке, он – ремесленник и мелкий торговец; значит, он не афинянин, а метек. Кроме того, его мать была кормилицей. «Мы признаем, – защищается Евксифей, – что и ленты продавали, и жили не так, как желали бы»; он признает, что мать его была и кормилицей: «мы не отрицаем, что это действительно случилось, когда государство находилось в несчастии (во время войны) и все бедствовали… Если бы мы были богаты, то не стали бы торговать лентами и не находились бы в безвыходном положении… Не унижайте, судьи, бедняков – достаточное для них уже бедствие бедность, – и тех особенно, которые предпочитают работать и жить честно… Что унизительно быть кормилицей, этой истины я не отрицаю; но мы не правы не в том случае, если мы были бедны, но – если мы не граждане, и не о положении или имуществе идет настоящий процесс, а относительно происхождения: многие рабские и недостойные обязанности бедность заставляет выполнять и свободных, за что справедливее пожалеть их, афиняне, нежели губить». Евксифей просит судей не считать трудящихся «чужими», негражданами, а считать доносчиков злодеями. Из этой же речи оказывается, что в Афинах существовал закон, которым запрещалось ставить в упрек гражданину или гражданке их занятие на рынке; очевидно, такие случаи бывали нередки, и для ограждения граждан от обид понадобился особый закон.