Исторические записки. Т. IV. Трактаты - [39]

. Неужто вы еще не слышали рассказа о битве под Муе? Когда У-ван победил Инь и прибыл в [91] столицу Шан, он, не сходя с колесницы, пожаловал потомкам императора Хуан-ди земли в Цзи, пожаловал потомкам императора Яо земли в Чжу, пожаловал потомкам императора Шуня земли в Чэнь; затем, сойдя с колесницы, он пожаловал потомкам рода Ся-хоу земли в Ци, пожаловал потомкам иньского дома земли в Сун[162], велел насыпать холм на могиле княжича Би-ганя, освободил из заключения Цзи-цзы, послал найти Шан-жуна, с тем чтобы вернуть его на место. Простой народ получил облегчение от [жестокого] управления, множеству служилых увеличили содержание. [После этого У-ван] переправился через Хуанхэ и направился на запад, он пустил [боевых] коней пастись у южных склонов горы Хуашань, чтобы не впрягать их больше в колесницы; пустил быков пастись в полях близ Таолиня, чтобы больше не запрягать их в повозки; военные колесницы и доспехи были укрыты и спрятаны в склады, чтобы больше их не применять; щиты и копья были собраны, сложены остриями назад и завернуты в тигровые шкуры. Всех мужей, командовавших войсками, он сделал владетельными князьями, именуя их цзянь-гао — «зачехленными щитами и копьями»[163]. После этого Поднебесная поняла, что У-ван больше не намерен использовать оружие. Распустив войска, [У-ван] устраивал в окрестностях столицы стрельбы из лука, стрелявшие слева исполняли песню Ли шоу, стрелявшие справа исполняли песню Цзоу юй, когда же стрелы пробивали доспехи насквозь, стрельбы прекращались[164].

[Чиновники стали носить] парадное платье и шапку, затыкая за пояс табличку для записей, а храбрые мужи-удальцы снимали с себя мечи; жертвы приносились предкам в зале Минтан, и народ понимал, что такое сыновье послушание. Устраивались аудиенции при дворе, и владетельные князья знали свое место слуг государя; [ван] работал на поле цзе-тянь, и владетельные князья понимали, что надлежит почитать. Указанные пять свершений и составили великие наставления для Поднебесной[165]. Мудрые старцы из числа сань-лао и у-цзин кормились в пристанище для старых Тайсюэ, Сын Неба, обнажив левое плечо, сам закалывал жертвенных животных, затем подносил старцам блюдо с соусом и кубок с вином, давая им прополоскать рот [после еды][166]. Он надевал шапку и брал в руки щит, [присоединяясь к танцующим], таким путем [У-ван] учил владетельных князей уважать старших. Подобным образом истинные пути чжоуского управления достигали четырех пределов, обряды и музыка взаимно проникали во все, а коли так, то почему бы воинственному танцу у [и музыке] не тянуться долго?»[167].

Цзы-гун [Сы], встретив как-то Ши И, спросил у него: «Я, Сы, слышал, что каждому человеку подходят соответствующие звуки и песни, какая же песня должна подходить такому, как я, [92] Сы?»[168]. Ши И сказал: «Я, И, лишь ничтожный ремесленник, как же можно спрашивать меня о том, что подходит каждому? Лучше разрешите поведать о том, что я слышал, а вы, наш учитель, сами возьмете, [что нужно], из этого...[169].

Тому, кто великодушен и спокоен, мягок и прям, подходит петь гимны сун; тому, кто широк натурой и спокоен, проницателен и доверчив, подходит петь большие оды да-я; тому, кто почтителен и бережлив, любит обряды и ритуал, подходит петь малые оды сяо-я; тому, кто непреклонен и прямолинеен, чист и бескорыстен и к тому же уступчив, подходит петь песни царств [го-]фэн; тому, кто добр и любит людей, подходит петь [гимны] Шан; тому, кто самоволен и способен решать дела, подходит петь песни царства Ци. Ведь песня — это то, что [требует] выправления самого себя и проявления человеком добродетелей; когда же человек изменяет себя, тогда Небо и Земля откликаются на это, четыре сезона года находятся в гармонии, созвездия и звезды сохраняют свой порядок, а все живое на земле развивается как надо. Поэтому в гимнах Шан имеются звуки, оставшиеся от времен пяти императоров [древности], и, коль скоро шанцы испытывали склонность к ним, их и называют шанскими[170]. В песнях царства Ци имеются звуки, оставшиеся от трех эпох, и, коль скоро цисцы испытывали склонность к ним, их и называют песнями Ци. Тот, кто ясно разбирается в стихах Шан, тот в момент действия обычно решителен; тот, кто ясно разбирается в стихах Ци, тот, видя выгоду, уступчив. Если в момент действия проявляется решительность, это и есть смелость; если, видя выгоду, человек уступает, это — справедливость. А когда есть смелость и проявляется справедливость, что же, кроме песен, поможет сохранить эти качества? Таким образом, высокие [ноты] в песнях как бы поднимают [человека], низкие ноты как бы опускают его; перемежающиеся ноты как бы сгибают [человека], остановка [такта] как бы парализует его, стесненные [звуки] ограничивают, извивающиеся [звуки] завлекают, а непрестанные переливы [звуков] напоминают нанизанную связку жемчуга. Следовательно, песня состоит из слов, и в ней жизнь этих слов продлевается. Радуясь чему-то, выражают это в словах; когда слов недостаточно, то продлевают жизнь слов [в песне]; когда такое продление жизни слов недостаточно, прибегают к восклицаниям и вздохам; когда и восклицаний и вздохов недостаточно, то непроизвольно начинают двигать руками и ногами, прибегая к танцам». [Таков был ответ Ши И] на вопрос Цзы-гуна о музыке