Исторические силуэты - [15]

«Река мелкая, — писал Аввакум, — плоты тяжелые, люди голодные, а тут — пристава немилостивые, батоги суковатые, пытки жестокие. Иного станут мучить — ан и умрет».

Аввакум не мог остаться спокойным свидетелем такого угнетения и, хотя он вполне зависел сам от Пашкова, как от начальника отрада, он не замедлил возвысить свой обличительный голос против действий воеводы. Когда самодурство Пашкова дошло до крайних пределов — он хотел насильно отдать в замужество двух 60-летних стариц из встретившегося с отрядом каравана — Аввакум написал ему резкое, укорительное послание. Пашков вскипел гневом. Произошла дикая сцена. Аввакума избили, бросили связанным в воеводский дощаник, а при остановке отрада на зимовку, не доезжая Байкала, засадили в холодную тюрьму. Когда с наступлением весны экспедиция снова двинулась в путь и, переплыв Байкал, потянулась к верховьям Амура, Пашков не дал Аввакуму подводы, и, кое-как пристроив детей на телеги, протопоп с женою должен был брести за отрядом пешком. Трогательно описывает Аввакум, как шли они рука об руку с женою, когда уже миновало лето и опять в лицо путников дохнула суровая сибирская зима.

«Страна варварская, иноземцы немирные. Отстать от лошадей не смеем, а за лошадьми не поспеем, голодные, томные люди. Протопопица бедная бредет-бредет да и повалится, — скользко гораздо!.. На меня, бедная, пеняет: «Долго ли мука сея, протопоп, будет?». И я говорю:

— Марковна, до самыя смерти.

Она же, вздыхая, отвещала:

— Добро, Петрович, ино еще побредем.

В чем черпали эти люди силы для перенесения всех этих лишений? Они черпали их в сознании важности и необходимости своего подвига, в вере в правоту того дела, за которое страдали. Морально победителем был не воевода, а Аввакум, и угнетаемые воеводой люди льнули к мужественному протопопу, впивали в себя его слова, делались ревностными последователями его учения. И у Аввакума не угасала надежда на то, что его дело не погибнет, что сердце народа устоит против Никоновых соблазнов. Неожиданная весть из столицы еще более окрылила эту надежду. Вскоре по водворении отряда на конечном пункте путешествия пришел указ с повелением вернуть Аввакума в Москву. Что означал этот указ? Для Аввакума не было сомнения в том, что это было знаком полной победы его партии: если его зовут обратно в столицу, это значит, что «воссияла чистая старая вера, низложен антихрист, спасена от дьявола Россия». И Аввакум с торопливой поспешностью собрался в обратный путь. Он спешил на Москву, как торжествующий победитель.

Но первые же впечатления при вступлении в Европейскую Россию тяжело упали на его душу. Он увидел, «яко ничтоже успевает». Новшества Никона не отменены. Старые книги и старый чин церковный по-прежнему под опалой. Тогда зачем же его вернули в Москву? Неужели на новые страдания? В душе Аввакума началась борьба. Его мучила мысль об участи жены и детей; ему стало казаться, что он не в праве навлекать на их головы новые бедствия своим мятежным поведением. В эту тяжелую минуту душовной слабости он нашел нравственную поддержку в своей жене. Мы уже видели, как мужественно делила эта замечательная женщина лишения Аввакума во время скитаний по Сибири. Но во всем блеске выказалось ее душевное мужество теперь, когда на тревожный вопрос протопопа: «Жена! Что сотворю? Зима еретическая на дворе: говорить мне или молчать? Связали вы меня!» — она спокойно ответила:

— Господи помилуй! Что ты, Петрович, говоришь! Аз тя и с детьми благословляю: дерзай проповедати слово Божие по-прежнему, а о нас не тужи. Дондеже Бог изволит, живем вместе, а егда разлучат, тогда нас в молитвах своих не забывай! Поди, поди в церковь, Петрович, обличай ересь!

И Аввакум отбросил колебания и с новым приливом вдохновенного «дерзновения» поехал дальше, к Москве, громко призывая народ во всех городах по пути ополчиться за старую веру против Никоновых новшеств.

Истинною причиною возвращения Аввакума явилась ссора царя Алексея с патриархом Никоном, окончившаяся уходом Никона с патриаршего престола. Но эта ссора разыгралась совершенно независимо от вопроса о церковных исправлениях. Уход Никона дал возможность смягчить участь Аввакума, но правительство нисколько не отказывалось при этом от проведенных Никоном церковных преобразований. И перед Аввакумом опять открылось широкое поприще общественной борьбы во имя его старозаветных идеалов.

Старый нероновский кружок уже распался. Сам Неронов принес повинную, устрашившись того, что меры Никона были одобрены вселенскими патриархами. Но идейное брожение на Москве шло большое, переплетаясь с борьбою дворцовых и боярских партий. Приезд Аввакума составил крупное событие в общественной жизни тогдашней Москвы. Сибирские скитания осенили Аввакума ореолом мученичества в глазах всех, кто тяготел к церковной старине. С другой стороны, приезду Аввакума очень обрадовались враждовавшие с Никоном бояре в надежде на то, что бритвенный язык протопопа поможет им доконать гордого патриарха. И Аввакум, поселившись в Москве, начинает играть видную роль в московском обществе. Он часто появляется на знакомых уже нам собраниях у Ртищева, вступая там в жаркие споры с «никонианами». Он приобретает себе новых ревностных последователей и почитателей среди энтузиастов разраставшегося раскольничьего движения. К этому времени он приобретает, например, сильное влияние на известную мученицу раскола боярыню Морозову