Исторические силуэты - [13]

Незаурядного пастыря получило село Лопатицы в лице Аввакума. Молодой священник высоко ставил задачу своего сана. Строгий к себе, он был строг и к своей пастве. Он не взирал на чины и лица. Сильный сознанием долга, он смело бросал вызов всем, кто не подходил под мерку его нравственного идеала. Началась борьба. Прихожане роптали, что священник строг, морит народ долгой службой по уставу. Сильные, власть имущие люди, не знавшие в то время никакой сдержки своему произволу, приходили в ярость от смелых обличений Аввакума. После одного острого столкновения с местным начальником Аввакуму пришлось с женой, с только что появившимся на свет ребенком, без хлебного запаса отправиться в Москву искать себе там управы. В Москве его приютили царский духовник Стефан Вонифатьев[10] и протопоп Казанского собора Иван Неронов[11]. Они выхлопотали для Аввакума царскую грамоту, утверждавшую его священником в Лопатицах. Снова появляется он в родном селе, но не надолго. Он ни на йоту не отступил от своей программы, и по-прежнему раздалось грозное слово его обличений. Пришли на село странствующие скоморохи с масками, бубнами, ручными медведями. Народ высыпал навстречу веселым странникам. Вдруг среди толпы появился разгневанный Аввакум и начал обличать бесовские игрища. Властною рукою изломал он бубны и маски, выпустил в поле медведей и самих скоморохов выгнал из села. После этого народ на селе пришел в такое волнение, что оставаться далее в Лопатицах для Аввакума оказалось невозможным, и, снова побывав в Москве, он получил перевод в город Юрьевец-Повольский. Но и на новом месте Аввакум в короткое время поставил на ноги весь город своим бесстрашным нападением на мирские слабости общества. И вот однажды полуторатысячная толпа мужчин и женщин с батогами и рычагами атаковала избу, где Аввакум занимался соборными делами, Аввакум был вытащен на улицу и избит чуть не до смерти.

Еле-еле отбил его от разъяренной толпы отряд пушкарей, присланный воеводой. Двое суток лежал Аввакум без движения, охраняемый воеводской стражей, и все это время по городу ходили возбужденные толпы с криком:

— Убить его да и тело собакам в ров кинуть!..

Снова пришлось Аввакуму спасать жизнь ночным бегством. Оправившись от побоев, он бежал в Москву, где его ожидала более широкая и громкая, но и еще более тернистая деятельность.

В это время вокруг московских покровителей Аввакума, царского духовника Вонифатьева и протопопа Казанского собора Ивана Неронова, сгруппировался целый кружок протопопов, собравшихся в Москву все больше из разных мест Нижегородской области. Этот кружок, объединенный общими стремлениями, начал играть заметную роль в общественной жизни Москвы. Он стремился к воспитательному воздействию на общество в духе строгого аскетизма и преданности национальным преданиям. Это было как раз то самое направление, за которое ратовал и Аввакум в героических схватках со своими прихожанами. И Аввакум вошел в состав этого кружка, внеся в его деятельность ту острую страстность, которая вытекала из его боевой натуры. Кружок воздействовал на правительство посредством личного влияния на царя, а на общество — посредством церковной проповеди. Казанский собор не мог вместить всех желающих туда проникнуть, когда там говорил поучительное слово Иван Неронов. Вся церковь замирала во внимательном молчании, и у самого проповедника речь не раз прерывалась слезами.

Аввакум, устроившись на Москве, стал помогать Неронову в церковнослужении и проповедничестве в соборе, и с этих пор с соборной кафедры зазвучали новые — суровые и мужественные ноты. Если Неронов умилял сердца слушателей трогательностью своей речи, то Аввакум, истинный народный оратор, доводил их до настоящего экстаза напряженностью своего одушевления. Он говорил простым, но в высшей степени энергичным и властным языком. Его слово было трубным гласом, зовущим на борьбу, на духовный подвиг во имя идеала.

— Ну-ка! Воспрянь и исповедуй Христа Сына Божия громко предо всеми. Полно таиться. Само царство небесное в рот валится, а мы все ждем и время теряем. Таким приблизительно языком говорил Аввакум со своей паствой. Появление Аввакума в кружке Неронова как раз совпало с таким моментом, когда кружку пришлось занять боевое положение.

Начались церковные исправления Никона, которые в глазах кружка были изменой национальной правде, вторжением антихристова духа в церковную святыню, потому что дело этих исправлений было отдано в руки иноземцев, приезжих греческих монахов, в правоверии которых так сильно сомневались русские люди того времени.

В 1653 г. вышло распоряжение Никона креститься в церквах тремя, а не двумя перстами.

— И мы, — рассказывает Аввакум, — сошедшись между собою, увидели, что зима хощет быти. Сердце наше озябло и ноги задрожали.

Сам Неронов был посещен видением. Во время молитвы он услышал голос:

— Время приспе страданию, — подобает вам неослабно страдати!

И страдания не заставили себя ждать. В ответ на резкие протесты кружка против распоряжений Никона Иван Неронов был отправлен в ссылку в Вологду, в Спасокаменный монастырь. В кружке начались колебания. Выделилась умеренная партия из священников Казанского собора, которые не хотели открытого разрыва с духовными властями.