Исторические силуэты - [127]

Нам остается теперь разобрать вопрос о честности Аракчеева, о его бескорыстной заботливости о казенном добре. Эту черту Аракчеева не раз отмечают мемуаристы, в том числе иногда и такие, которые не принадлежат к его безусловным хвалителям[554]. Приведенные выше пометки Аракчеева по делам Комитета министров свидетельствуют о том, что Аракчеев действительно умел беречь казенные средства от покушений на них со стороны других лиц. Но оберегал ли он эти средства столь же строго от своих собственных покушений? Думаю, что на этот вопрос нельзя отвечать категорическим утверждением. По-видимому, он не был одним из тех грубых казнокрадов, которых насчитывалось немало в рядах высшей сановной знати того времени. Но отсюда было еще очень далеко до рыцарски честного отношения к казенной копейке. Подоить казну при удобном случае весьма был не прочь и Аракчеев, а для него удобные случаи к тому могли представляться чаще, чем для кого-нибудь другого.

В мемуарах Фишера приводится рассказ одного поставщика сена в казну, которому сам генерал-провиантмейстер Абакумов приказал закупить поставочное сено у Аракчеева в грузинской вотчине. Как видно из этого рассказа, Аракчеев не стеснялся извлекать личные выгоды из казенных поставок. Мертваго, также бывший одно время генерал-провиантмейстером, приводит такие эпизоды из действий Аракчеева в связи с поставками на казну, которые указывают если не на личное корыстолюбие Аракчеева, то на его большую склонность приносить интересы казны в жертву своему своеволию. Лишь бы настоять на своем и показать свою власть, он не останавливался перед такими распоряжениями, которые грозили расстроить капитал провиантского департамента и обременить казну совершенно излишними издержками[555]. Наконец, Аракчеев в самых широких размерах эксплуатировал казну в форме привлечения казенных людей к обязательным работам в своем частном хозяйстве. Еще при императоре Павле Аракчеев отважился выстроить себе дом в Грузине артиллерийскими солдатами. Кутайсов, поссорившись с Аракчеевым, донес об этом Павлу, и в Грузино был послан флигель-адъютант для расследования дела. Эта была сущая правда, но Аракчеев, вовремя предупрежденный Кутлубицким, подготовил все, чтобы истина была скрыта, и императору было донесено, что дом выстроен наемными людьми[556]. В царствование Александра Павловича, в годы своего фавора, Аракчееву уже нечего было опасаться неприятностей по этой части, и произвольное корыстное распоряжение казенными людьми вошло у Аракчеева в систему. Матросы его грузинской яхты получали жалованье от адмиралтейства, а исполняли всякие работы на усадьбу графа; г. Отто нашел в делах грузинского архива много указаний на то, что Аракчеев пользовался для своих частных нужд услугами казенных ведомств. В Грузию массами наряжали казенных инженеров, работников, солдат[557].

Все это не вяжется с попытками представить Аракчеева образцом честности и бескорыстия. Зато подобные факты как нельзя более гармонируют с общеизвестною скупостью Аракчеева, доходившею до скряжничества. Эта скупость сказывалась на каждом шагу в его домашнем обиходе. По шоссейным дорогам, проведенным в разных направлениях по грузинской вотчине, воспрещалось ездить: при выезде и въезде у каждой деревни шоссе запиралось большими чугунными воротами, ключи от которых всегда хранились в графском доме. Штрафы обильным и непрерывным дождем сыпались на грузинских крестьян, и Аракчеев дошел по этой части до такой изобретательности, что установил целую систему штрафов с баб за бесплодие. Каждая баба должна рожать ежегодно и лучше сына, чем дочь, — таково было одно из основных правил практической домашней экономии. За рождение дочери полагался определенный штраф; за мертвого ребенка и за выкидыш — штраф более крупный, а в тот год, когда баба совсем не забеременеет, с нее сверх штрафа требовали еще представления десяти аршин точива (холста). Даже в такие высокоторжественные для грузинского владельца моменты, как в дни пребывания в Грузине императора, Аракчеев не перелагал гнева на милость, и из подарков, которые государь делал грузинской дворне, Аракчеев не забывал производить вычеты в свою пользу с тех, кто в чем-то провинился. На прокладных листах аракчеевского Евангелия, куда Аракчеевым заносились памятные записи о наиболее важных событиях его жизни, под 8 июня 1816 г. находим подробное описание посещения Грузина в этот день императором. И вот, упомянув в этом торжественном описании о том, что государь пожаловал дворовым людям 1000 руб., Аракчеев с обычной пунктуальностью тут же отмечает: «…церковному старосте не выдается за вину, что разбил лампу». Несмотря на громадные доходы, которые имел Аракчеев, на домашнем обиходе его жизни всегда лежала печать скряжничества. За обедом ради экономии вместо жаркого у него подавали соленую телятину, вместо пирожного — гречневую кашу с сахаром. Рюмки для вина подавались самые гомеопатические. Даже за обедом с приглашенными гостями порции каждого блюда были строго определены по числу гостей, и горе было тому, кто отваживался взять лишнюю порцию: он мог рассчитывать на долгое преследование со стороны графа. В воспоминаниях Гриббе находим дышащий невольным юмором рассказ о том, как на Пасху, на Рождество и в день своих именин Аракчеев давал обед гренадерам своего полка — по одному унтер-офицеру и рядовому от каждой роты. Для угощаемых эти обеды были сущим мученьем, от которого каждый старался отделаться. В столовой гренадеры выстраивались в шеренгу. В присутствии хозяина лакей в парадной ливрее вносил поднос, на котором красовались маленький графин с водкой и рюмка синего стекла с дамский наперсток. Гренадеры неловко, со страхом брали эту рюмку, наливали в нее дрожащей рукой водку из графинчика и, выпив несколько капель, удивленно смотрели друг на друга и на лакея. Весь пир ограничивался щами с кислой капустой и кашей. А вместо десерта официант обносил поднос с бумажными свертками в виде колбасок. Каждому давалось по свертку, а в свертке заключалось 10 медных пятаков