Источник - [2]

Затем он тряхнул головой, снова вспомнив о том, что произошло этим утром, и о том, что ему предстоит много дел.
He stepped to the edge, raised his arms, and dived down into the sky below.	Он подошёл к самому краю уступа, поднял руки и нырнул вниз.
He cut straight across the lake to the shore ahead. He reached the rocks where he had left his clothes.	Переплыв озеро, он выбрался на скалы у противоположного берега, где оставил свою одежду.
He looked regretfully about him.	Он с сожалением посмотрел по сторонам.
For three years, ever since he had lived in Stanton, he had come here for his only relaxation, to swim, to rest, to think, to be alone and alive, whenever he could find one hour to spare, which had not been often.	В течение трёх лет, с тех пор как поселился в Стентоне, всякий раз, когда удавалось выкроить часок, что случалось не часто, он приходил сюда, чтобы расслабиться: поплавать, отдохнуть, подумать, побыть одному, вдохнуть полной грудью.

In his new freedom the first thing he had wanted to do was to come here, because he knew that he was coming for the last time.	Обретя свободу, он первым делом захотел вновь прийти сюда. Он знал, что видит эти скалы и озеро в последний раз.
That morning he had been expelled from the Architectural School of the Stanton Institute of Technology.	Этим утром его исключили из школы архитектуры Стентонского технологического института.
He pulled his clothes on: old denim trousers, sandals, a shirt with short sleeves and most of its buttons missing. He swung down a narrow trail among the boulders, to a path running through a green slope, to the road below.	Он натянул старые джинсы, сандалии, рубашку с короткими рукавами, лишённую большинства пуговиц, и зашагал по узкой стёжке среди валунов к тропе, сбегавшей по зелёному склону к дороге внизу.
He walked swiftly, with a loose, lazy expertness of motion. He walked down the long road, in the sun.	Он шёл быстро, спускаясь по вытянувшейся далеко вперёд, освещённой солнцем дороге со свободной и небрежной грацией опытного ходока.
Far ahead Stanton lay sprawled on the coast of Massachusetts, a little town as a setting for the gem of its existence - the great institute rising on a hill beyond.	Далеко впереди лежал Стентон, растянувшийся вдоль побережья залива Массачусетс. Городок выглядел оправой для жемчужины -известнейшего института, возвышавшегося на холме.
The township of Stanton began with a dump.	Стентон начался свалкой.
A gray mound of refuse rose in the grass. It smoked faintly.	Унылая гора отбросов высилась среди травы, слабо дымя.
Tin cans glittered in the sun.	Консервные банки тускло блестели на солнце.
The road led past the first houses to a church. The church was a Gothic monument of shingles painted pigeon blue.	Дорога вела мимо первых домов к церкви -готическому храму, крытому черепицей, окрашенной в голубой цвет.
It had stout wooden buttresses supporting nothing. It had stained-glass windows with heavy traceries of imitation stone.	Вдоль стен здания громоздились прочные деревянные опоры, ничего не поддерживающие, сверкали витражи с богатым узором из искусственного камня.
It opened the way into long streets edged by tight, exhibitionist lawns.	Отсюда открывался путь в глубь длинных улиц, окаймлённых вычурными, претенциозными лужайками.
Behind the lawns stood wooden piles tortured out of all shape: twisted into gables, turrets, dormers; bulging with porches; crushed under huge, sloping roofs.	В глубине лужаек стояли деревянные домищи уродливой формы - с выпирающими фронтонами, башенками, слуховыми окнами, выпяченными портиками, придавленными тяжестью гигантских покатых крыш.
White curtains floated at the windows. A garbage can stood at a side door, flowing over.	Белые занавески колыхались на окнах, у боковых дверей стоял переполненный мусорный бак.
An old Pekinese sat upon a cushion on a door step, its mouth drooling.	Старый пекинес сидел на подушечке рядом с входной дверью, из полураскрытой пасти его текла слюна.
A line of diapers fluttered in the wind between the columns of a porch.	Пелёнки развевались на ветру между колоннами крыльца.
People turned to look at Howard Roark as he passed.	Люди оборачивались вслед Говарду Рорку.

Some remained staring after him with sudden resentment. They could give no reason for it: it was an instinct his presence awakened in most people.	Некоторые застывали, изумлённо глядя на него с неожиданным и необъяснимым негодованием, -это было инстинктивное чувство, которое пробуждалось у большинства людей в его присутствии.
Howard Roark saw no one.	Говард Рорк никого не видел.
For him, the streets were empty. He could have walked there naked without concern.	Для него улицы были пустынны, он мог бы совершенно спокойно пройти по ним голым.
He crossed the heart of Stanton, a broad green edged by shop windows.	Он пересёк центр Стентона - широкий заросший зеленью пустырь, окаймлённый окошками магазинов.
The windows displayed new placards announcing:	Окошки кичились свежими афишами, возвещавшими:
WELCOME TO THE CLASS OF '22! GOOD LUCK, CLASS OF '22!	"Приветствуем наших выпускников! Удачи вам!"