Истина существует: Жизнь Андрея Зализняка в рассказах ее участников - [24]

Зозуля вальяжно так сидел. «Заходите», — говорит. Я мучительно пытался сообразить по разным в воздухе носящимся флюидам, что сейчас дальше будет, какого рода казнь. И какого рода гадость. «Ну, как учитесь?» Ну, что-то такое я ему отвечал. «Как настроение?» Тоже что-то такое ему отвечал. «Ну, вот французский язык вы изучали? Знаете французский?» Ну, тут у меня мгновенно стали вертеться в голове мысли: что, зачем ему французский? У меня первый язык английский, второй язык шведский. Первая мысль, конечно, у меня была, что сейчас меня приставят к делегации из Габона их сопровождать по Москве с французским языком и, значит, следить за тем, чтоб они нигде не смотрели на улицу, когда там очередь в магазин. Ровно такой опыт у меня уже случился, когда меня приставили к индийской делегации среди многих приставленных. И потом мне уже устраивали разнос за то, что я с ними слишком хорошо разговаривал.

ВАУ: По поводу? Что значит «хорошо разговаривал», а как нужно?

ААЗ: Мы проезжали город Тулу, ехали на автобусе в Ясную Поляну и проезжали Тулу, где из дверей магазинов торчали длинные очереди. На что индусы спросили, почему такая длинная очередь. Я им сказал: «За хлебом». А человек, который сидел сзади меня только для того, чтобы контролировать (не индусов, а меня), он донес это вечером того же дня. Куда надо. Английский язык знал достаточно для этого. Для этого специально изучил — чтоб знать, что я скажу индусу. И я твердо запомнил, что большей гадости представить себе невозможно, чем если тебя поставят в такую делегацию, а потом будут сдирать шкуру за то, что ты не так ответил.

ВАУ: Ну, и за то, что вы сказали, что там была очередь за хлебом, вам было врезано?

ААЗ: Врезано, да. Но как бы еще пока без непосредственных репрессий, а только в качестве доброты сказано, что «в следующий раз смотри!»

ВАУ: А вот что надо было сказать?

ААЗ: Ну, я уж не помню. Какое-то вранье. Что это вообще не очередь, а клуб. Для играющих в шахматы. Совершенно не помню. Помню только ощущение, что надо всеми силами… Мне сперва было интересно поехать с индусами, поговорить. Но после той экспедиции отбило охоту начисто общаться с какими бы то ни было делегациями.

ВАУ: Ясно. В общем, вы решили, что это опять.

ААЗ: Ну конечно. Камерун, Габон… И я, конечно, сказал: «Ну что вы! Разве я знаю французский? Так…» Зозуля задумался. Ну, он тоже, я думаю, не лыком шит. Телята его будут обводить вокруг пальца! «Ну, — сказал он, — да? Плохо, значит, знаете? Ну а, скажем, лекцию по-французски могли бы понять?» Ну, тут у меня сверкнуло вообще бог знает что. Конечно, сообразить хоть отдаленно, что там на самом деле, это мне не хватило бы никакой дерзости. Я только понял, что это совсем не то. И сказал уклончиво, неопределенно, что это зависит от лекции. «Ну а в университете занятия могли бы по-французски слушать?» — «Ну, в университете слушать — это, конечно, ерунда!»

Нет, как-то он сказал: «А учиться во французском университете вы бы могли?» Тут я: «Ну, это уж!..» Потому что это уже степень фантастики какая-то… При том что я действительно по-французски… не мой язык был. Я тогда, к тому времени, выучился читать, но очень плохо язык знал. Тогда он раскрыл карты. Сказал: «Мы вас, может быть, пошлем. Объявляйтесь в иностранный отдел тогда-то, пусть вам произведут экзамен, как вы знаете французский язык». Был экзамен, действительно. Я явился в иностранный отдел университета. На каком-то там тридцать пятом этаже, не знаю где.

ВАУ: И там произвели экзамен? Они сами-то хоть знают чего-нибудь?

ААЗ: Они считали, что они произвели экзамен.

ВАУ: Парле ву франсе?

ААЗ: Ну примерно. Им только этого и надо было. Потому что, вообще-то говоря, у них прочно сидело, что чем хуже человек знает язык, тем он лучше в качестве посылаемого. Поэтому экзамен был как раз смехотворный. Парле ву франсе, что-то в этом духе. Но тем не менее какая-то галочка была поставлена, что я прошел экзамен. Ну а дальше… это был сентябрь 1955 года. «Когда ехать?» — «Ну через неделю-две».

Через две недели я уже от нетерпения звоню им, в иностранный отдел. Звоню. Правильно, говорят, через неделю-две.

Через две недели я им звоню и получаю спокойный вежливый ответ: через неделю-две! Ну, можете сами посчитать, сколько таких ответов я получил в течение 365 дней.

ВАУ: А вы каждые две недели звонили?

ААЗ: Потом реже. Когда наступила зимняя сессия — я же не учился, готовился, я им звоню: сессию мне сдавать? Я же уеду до сессии. За три недели до сессии, скажем. Они мне сказали: «Ну-у, сессию сдайте!» Я сдал зимнюю сессию. В состоянии человека, который через неделю-две уезжает в Париж! Не куда-нибудь! Нет, сейчас это ни с чем нельзя сопоставить. Ни с чем нельзя сопоставить! Ну, вот — на Юпитер, пожалуй что, да.

Нет, нет. Это невозможно вообразить на самом деле — ситуацию человека, который в 1956 году отправляется в Париж! Весна наступила, полгода прошло — больше, чем три недели, мне сроку не давали никогда. Ну, бывали иногда милосердны, три недели давали. «А уехать из Москвы можно?» — «Нет, ни в коем случае нельзя!» Летнюю сессию — я уже их не спрашивал — сдал. И летом я понял, что все блеф, и, несмотря ни на что, уехал в поход.