Истина стоит жизни - [99]

— Лугой? Какой Лугой? Ах этот мальчишка… Я отрежу ему уши!

— Как отрежешь? За что?

— Он кашлянул за обедом, прислуживая кабаке, — пояснил мкунгу Маула и торжествующе ухмыльнулся.

— Нет уж, этому не бывать! — вскричал Спик. — Можешь издеваться сколько тебе угодно над своими подданными, но моих трогать не смей! — Спиком овладела ярость, которую он, впрочем, и не старался сдержать, так как знал по опыту, какое сильное воздействие оказывают такие вспышки гнева на впечатлительных, живущих больше чувством, чем рассудком, африканцев. — Немедленно вели привести мальчишку, слышишь ты, царственный олух! Я тебе не какой-нибудь мкунгу, я не позволю с собой шутить! Подай сюда Лугоя или я немедленно ухожу, и ты никогда больше не увидишь белых людей! Мы будем торговать с Камраси, мы дадим ему оружие, он разгонит твое трусливое войско, как цыплят, и ты будешь у него шутом!

Спик выкрикивал свои ругательства и угрозы половину на кисуахили, половину по-английски, так что Мтеза понимал лишь с пятого на десятое. Но и одного вида разгневанного принца-музунгу было достаточно, чтобы обескуражить угандского деспота. Мтеза растерянно оглядывался и с негодованием смотрел на Маулу, последний же валялся у него в ногах, моля о прошении. Едва Спик закончил свою тираду, как Мтеза, ни слова не говоря, поднялся с трона и поспешно скрылся. Спик ждал около часа, обмениваясь с Грантом соображениями о возможных последствиях. Наконец, Мтеза как ни в чем не бывало вернулся в сопровождении нескольких гонцов. Среди них был и Лугой. Лицо мальчика выглядело осунувшимся и заплаканным.

— Я беру Лугоя с собой, — сказал Спик Мтезе. — Через неделю мы отправляемся на север. Подготовь обещанные лодки с лоцманами и гребцами. Тогда мы останемся друзьями, и ты получишь из страны белых людей все, что я тебе обещал — много красивых вещей и огнестрельные припасы…

С этими словами Спик и Грант в сопровождении Лугоя и всей свиты покинули резиденцию Мтезы.

* * *

У англичан все было готово к выступлению: грузы упакованы в тюки, снаряжение и оружие проверено. Пятьдесят воинов баганда под командованием мкунгу по имени Буджа были приданы Спику для его безопасности. Всем бакунгу по пути следования экспедиции в Буганде был разослан приказ оказывать англичанам гостеприимство и снабжать их коровами— видом продовольствия, удобным тем, что его не надо нести на себе.

7 июля, в день, назначенный для отправки, Мтеза с утра призвал Спика и Гранта в свою резиденцию. Спик, одетый по-походному, украсил свою грудь боевыми медалями, присоединив к ним еще ожерелье и нож, подаренные Мтезой. Грант решил, что обойдется без регалий.

Царь Буганды выглядел расстроенным.

— Что ж, бвана, ты действительно покидаешь меня? — спросил он упавшим голосом.

— Да, потому что я не видел своего родного дома более четырех лет, — ответил Спик, считая по пяти месяцев в году, как принято в Центральной Африке.

— Но ты пришлешь мне все, что обещал?

— Непременно, и я пришлю к тебе еще моих детей[27], которые будут торговать с тобой и снабжать тебя ружьями, порохом и всем, что необходимо тебе, чтобы быть самым могущественным государем в Африке…

Выбирая самые дружественные выражения, Спик вспомнил о приятных днях, проведенных им в гостях у Мтезы, об успехах кабаки в стрельбе из ружья, о прогулках и светских развлечениях… Мтеза отвечал в подобном же дружеском тоне. Затем Спик и Грант поднялись, отвесили прощальный поклон, приложив руку к сердцу; Мтеза сделал то же самое… Прощание проходило чинно и тихо, совсем на английский лад. И только когда англичане уже вышли из ворот царского села и двинулись на восток во главе своих людей, Мтеза, сопровождаемый своей обычной свитой, выбежал вслед за удаляющимся отрядом. Музыканты били в барабаны, главный шаман прыгал и выкрикивал напутственные заклинания, бакунгу приплясывали и женщины оглашали окрестность протяжными выкриками сожаления… И в этом нестройном хоре безыскусственной песней сердца человеческого звенел высокий голосок: «Бвана, бвана! Неужели мы больше никогда не увидим тебя!..» Это кричала Лубуга, жена Мтезы, спасенная Спиком от казни…

Мкунгу Буджа, вместо того чтобы вести караван прямо на восток, к выходу большой реки из озера Виктория-Ньянца, вскоре повернул на север. Он утверждал, что направляется к месту, где приготовлены лодки для плавания вниз по реке. Спорить было бесполезно, да и не было охоты… Почти двухлетнее путешествие по Африке со всеми его тяготами и лишениями, а в особенности последние пять месяцев при дворе кабаки, полные непрерывной настороженности, подломили, наконец, железную выдержку Спика. Ему надоели конфликты, надоело постоянное напряжение всех физических и духовных сил, и теперь он помышлял лишь о том, как бы скорее закончить этот изнурительный поход и вернуться домой, в тишину родного Соммерсетшира. А путь далек!..

Спик шел молча и лишь изредка улыбался своему приемному сыну Лугою, который ни на шаг не отставал от обожаемого бваны.

На десятый день караван достиг деревни Кари, от которой до реки было рукой подать. Однако местный мкунгу заявил, что лодок у него нет и о плавании по реке не может быть и речи, так как он не получил на этот счет никакого приказа. Спик из своего опыта давно уже сделал для себя вывод, что людей с отсталым, ограниченным интеллектом только указание свыше может побудить к действию, не направленному к собственной очевидной выгоде. Поэтому он не стал спорить, а решил, что отправит в Уньоро основную часть каравана во главе с Грантом сухим путем, а сам совершит налегке экскурсию к Нилу, чтобы проследить его течение вверх вплоть до выхода из озера.