Истина стоит жизни - [97]

— Разойдись! По местам! Собирай поклажу! — скомандовал он людям и сам стал выдергивать из земли колья своей палатки.

Но тут произошло нечто неожиданное: из толпы выбежал подросток с курчавой головой и сверкающими глазами, кинулся к Спику и стал колотить его кулачонками по плечам и спине, приговаривая:

— Ты злой, злой музунгу, музунга мбая, как ты смел обидеть доброго дядю Бомбея!..

Удары были слабыми и на потеху неловкими — африканцы никогда не дерутся голыми руками, а только оружием, дубинками или по крайней мере палками, да и руки мальчишки были совсем еще неокрепшие… Выпрямившись, Спик невольно рассмеялся — так забавен был этот внезапный взрыв протеста со стороны слабого подростка.

— Что ты, Лугой! Какая муха тебя укусила?

А Лугой, оскорбленный насмешкой, горько заплакал и бросился бежать, не от страха, а от стыда и обиды…

С тех пор Спик стал приглядываться к сироте. Сначала Лугой посматривал на него волчонком, потом неприятное происшествие стало забываться, и во взглядах парнишки снова засветились преданность и восхищение…

И вот теперь, когда вынужденная праздность обостряла потребность в человеческом общении, а Грант был далеко, Бомбей же, с которым в былые времена Спик находил какие-то темы для разговора, хотя и служил по-прежнему преданно и исправно, после того памятного случая стал держаться со Спиком сдержанно и замкнуто, — теперь мальчик Лугой все чаще останавливал на себе внимание Спика.

В один из дождливых дней марта Спик призвал мальчика в свою хижину.

— Лугой, — сказал он, — хочешь, я сделаю тебя своим пажем?

— Что такое паж? — спросил мальчик.

— Ну как бы тебе объяснить…

— Сын?!

— Гм, не совсем… Вот как мальчики у Мтезы, которые бегают с поручениями, служат ему…

— Нет, — отвечал Лугой, — я не хочу быть похожим на мальчиков Мтезы. Я не хочу быть похожим ни на кого в Буганде. Я не люблю Буганду — здесь у человека отнимают жизнь так же легко, как у курицы…

— Не хочешь… Ну что ж с тобой делать… — Спик растерянно умолк.

— Я хочу, чтобы бвана сделал меня своим сыном! — произнес Лугой и взглянул на Спика искристым взглядом, полным нежности и надежды.

— Ах так! — воскликнул Спик, повеселев, но испытывая в то же время неопределенное чувство стеснения. У африканцев такие дела, как усыновление и братство, решались просто и не заключали в себе особой святости. Но он-то был христианин, для него назвать мальчика сыном значило нечто большее, чем просто взять его на свое попечение. А впрочем… это же Афоика!

— Хорошо, — ответил он Лугою. — Ты будешь моим сыном.

Мальчик бросился к Спику, упал перед ним на колени, схватил его руку и стал тереться о нее своей черной щекой… Улыбнувшись в густую бороду, Спик потрепал парнишку по курчавым волосам и велел ему принести в хижину свои пожитки. До позднего вечера счастливый Лугой бегал по лагерю, объявляя всем и каждому, что отныне он сын самого бваны!..

В новой белой наволочке были прорезаны отверстия для рук и головы, обшиты черным шелковым галуном — вот какой красивый заряд получил сын знаменитого бваны! На красном шарфе, туго замотанном вокруг пояса, был подвешен настоящий кинжал с отделанной перламутром рукояткой, а через плечо был перекинут сложенный дорожкой красный плед, служивший подкладкой под ружье бваны, а в развернутом виде заменявший шкуру, подстилаемую на землю, когда нужно сесть. В таком блестящем наряде отправился Лугой вместе со своим названным отцом в резиденцию страшного Мтезы.

Появление нарядного мальчика произвело во дворе подлинную сенсацию. Женщины умиленно ахали, бакунгу восхваляли богатство бваны и искусство его портных, а Мтеза потребовал, чтобы Спик одел в такие же костюмы и его гонцов. Поскольку наволочек больше не было, Мтеза стал просить Лугоя себе в услужение, но и в этом Спик ему отказал.

Между тем обширный двор все больше заполнялся народом. На этот раз собирались преимущественно воины — они входили сплоченным строем, держа равнение в рядах. Спик не переставал удивляться многочисленности бугандских вооруженных сил — такое войско едва ли смог бы собрать даже занзибарский султан. Командиры один за другим подходили к Мтезе на согнутых коленях и докладывали о поведении младших офицеров своего полка, отмечая тех, кто бесстрашно вел в бой своих солдат, беспрекословно выполнял приказы, и тех, кто бежал от врага или не решался развивать успех. Кабака внимательно слушал, иногда прерывая доклад резкими замечаниями. Отличившихся он угощал банановым вином из громадного общего таза, изготовленного из соломы, в ответ на что отважные вояки валились на землю и извивались в пыли, славословя повелителя; трусам же он немедленно определял наказания, различавшиеся только по способу казни. Едва произносился роковой приговор, возникала шумная возня: осужденный роптал, оправдывался, пытался обороняться, а стоящие рядом хватали его, стремясь отличиться своим рвением в выполнении царского приказа, связывали ему руки на затылке и волокли за ворота.

Закончив государственные дела, Мтеза решил навестить хижину бваны. Сопровождаемый обычной свитой в полторы-две сотни человек, самодержец Буганды шагал напрямик, не разбирая дороги, и бакунгу рушили изгороди перед ним. Когда бакунгу оказывались недостаточно расторопными, он колотил их древками копий, которые постоянно носил при себе, и царские слуги благодарили повелителя за оказанное внимание.