Истина стоит жизни - [96]

Авторитет бваны поднялся так высоко, что он уже решался в некоторых случаях вступаться за подданных Мтезы, осужденных им без всякой вины. Одна из царских жен по имени Лубуга во время прогулки сорвала с дерева сочный плод и предложила его Мтезе. Деспот вознегодовал: подобной бесцеремонности еще не случалось при дворе Буганды, где только кабака мог проявлять свою волю, а дело подданных — угождать ему. Несчастная была бы казнена, если бы не вмешательство Спика, который сумел убедить Мтезу, чтобы он в этом случае, в честь своего гостя, судил по обычаям страны Бузунгу, где поступок женщины был бы расценен как доказательство любви к своему повелителю… Сын главнокомандующего, осужденный за какое-то упущение в этикете, был помилован по ходатайству Спика. Приближенные Мтезы, раньше смотревшие на музунгу с недоброжелательством и опаской, видя в нем своего конкурента в борьбе за монаршие милости, теперь прониклись к нему почтением, и только Маула, наблюдавший за соблюдением этикета, относился с возрастающей неприязнью к человеку, вносившему дух вольности и неуважения к форме…

Спику не надо было теперь ждать приглашения во дворец, ему достаточно было подойти к главным воротам и выстрелить троекратно из ружья, чтобы Мтеза немедленно принял его. Он получил большую свободу передвижения, мог бывать в гостях у местных жителей и принимать гостей у себя, часто навещал мать кабаки, пользовавшуюся большим влиянием. Все это давало материал для наблюдений и доставляло какое-то развлечение. Однако события развивались слишком медленно, и Спику порой казалось, что не будет конца этому почетному плену…

Прошел январь, февраль, наступил март. На родине зацветала весна… Капитан Спик тосковал. В часы одиночества ему теперь особенно часто вспоминался неказистый дом на Ричмонд-стрит, цветущий садик, видный из окна, глубокий и чистый голос женщины со спокойными манерами и кудрявая головка мальчугана с любопытным искристым взглядом… В эти часы одиночества, тоски и раздумий взгляд Спика все чаще стал останавливаться на Лугое…

* * *

Лугой был сыном одного из занзибарских сиди, происходившего из Буганды, который взял мальчика с собой, чтобы показать ему свою родину, а сам умер не дойдя до Уньянъембе. У паренька была курчавая голова и любопытные искристые глазенки. Ему было тринадцать, может быть четырнадцать лет, но по разуму своему он был еще сущим ребенком. Лугой находился на полном попечении отряда и был здесь всеобщим любимцем. Англичанам его присутствие не доставляло беспокойства, и Спик в сущности не обращал на мальчика никакого внимания.

Но для Лугоя бвана был олицетворением мужества, умения, справедливости и мудрости, мальчик думал о нем ежечасно и старался во всем ему подражать — в походке, жестах, интонации… Ничего этого Спик не знал… Впервые ему пришлось обратить внимание на мальчика при следующих необычных обстоятельствах.

Караван находился еще во владениях Сувароры. В последнем из подвластных ему сел стоянка снова затянулась. Пока шла торговля о размере выкупа за переход границы, люди Спика весело проводили время с жителями села. Случилось так, что Бомбей влюбился в дочь местного вождя, юную красавицу Узулу. Девушка ответила ему взаимностью. Бомбей решил взять ее в жены. Но отец невесты заломил огромный выкуп: три витка медной проволоки, пятьдесят связок бус, пять кусков ткани и козу. С робкой надеждой явился жених к своему покровителю просить требуемых товаров. Но Спик и слушать не желал о таком разорении. Товары нужны ему для других целей, а женитьба — ну что ж, если Бомбею невтерпеж жениться, в другой деревне он найдет новую невесту, подешевле… С понурой головой ушел сиди Бомбей от своего господина.

А наутро — размер пошлины был, наконец, согласован — караван мог продолжать движение. Но прежде чем отряд успел выступить в поход, явились воины Сувароры и стали требовать новых подарков для своего вождя. Спик отказался платить и приказал сниматься с лагеря. Бомбей стал возражать: вот-вот должны подойти воины от Руманики, посланные навстречу каравану; когда они прибудут, станет легче разговаривать с солдатами Сувароры. Превосходя отряд Спика в числе и находясь на своей территории, последние могут сейчас причинить экспедиции непоправимый ущерб. Доводы были резонны. Но для Спика каждый день ожидания был нестерпим, а кроме того, он не любил, когда ему возражали. Поэтому Спик приказал Бомбею свертывать его палатку.

— Нет, бвана, я не буду свертывать твою палатку. Я не хочу рисковать судьбой экспедиции и жизнью людей.

Спик вскипел:

— Ах ты дурень черномазый! Я знаю, что тебя держит здесь! Не судьба экспедиции, а женская юбка — вот что тебя интересует!

Бомбей насупился, задрожал от обиды, но смолчал.

— Немедленно свертывай палатку! — продолжал Спик. — Ну!..

Вокруг собрался народ — свои и туземцы. Послышались смешки. Неповиновение всемогущему бвана! Такого удара по своему авторитету капитан Спик не мог перенести.

— Ты будешь выполнять приказ? — грозно произнес он. Бомбей отрицательно покачал головой. — Ну так получай!

Тяжелый кулак капитана Спика опустился на голову Бомбея. Сиди покачнулся, но устоял. Еще удар по скуле, и еще один в челюсть, по всем правилам английского бокса… Бомбей попятился, споткнулся о корни и сел на землю у ног окруживших место действия зрителей. Он дышал тяжело и прерывисто, кулаки его против воли сжимались… Но Спик уже не смотрел на Бомбея.