Испанские поэты XX века - [113]

и разъяренность торо^{228}.

Безделье дурно пахнет, над ним крыло возмездья.

Бессмертье — в жестких пятках. Бессмертье — свойство тела,

которое и руки и ноги, как созвездья,

передвигает смело.

Пускай кристаллом соли пометит нас работа.

Пускай прозрачным станет овал лица от плача.

Пусть поровну разрежут кривые струи пота

твой теплый хлеб, удача.

ПОЖАР Перевод П. Грушко

Европа вспыхнула, пылает пожарищем:

из края в край, от России и до Испании,

в порыве высоком и всесжигающем

пожар полощется полотнищем знамени.

Его костры табунами проносятся,

он все сметает ураганом внезапным,

он похож на победного знаменосца,

водрузившего стяг багровый над Западом.

Пожар пылает, как очистительный факел,

опаляя во мгле небоскребы серые,

свергая статуи, вгрызаясь в темь:

прогнившие здания сгорают во мраке,

словно это косынки кисейные.

И ночь увядает, и зреет день!

Пожар, порождающий грозные штормы,

управляет сердцами людей и моторами.

Это Ленина свет над миром кочует,

алеет над ледяными просторами

и горные одолевает хребты.

Он бережно раны людские врачует —

раны печали и нищеты.

Словно солнце затмило химеру луны!

Словно сердце, морского коралла багровей,

титаническим рифом поднялось из волны

и на землю исторглось потоками крови.

Это запах, радующий обоняние,

это песня, чье эхо по штрекам развеяно.

Над кострами рассветными распевает Испания,

украшенная портретами Ленина.

Здесь люди сгорают, как метеоры…

Но Испания борется, не щадя усилий,

сердцем солдата озарена.

Через оскорбленные Пиренейские горы,

как руки, далеким кострам

России свои костры протянула она!

ПЕСНЯ ЖЕНАТОГО СОЛДАТА Перевод П. Грушко

Я чрево твое засеял зерном и любовью, подруга.

Всей кровью тебе откликаюсь, тобой мои вены полны,

над пашнею жду я всходов, жду ожиданием плуга,

дошедшего до глубины.

Хмельной глоток моей жизни, жена моей плоти и кожи,

смуглянка дозорных башен, всевидящих глаз и огня,

твои безумные груди на зачавших ланей похожи —

они заждались меня.

Мне кажется иногда, что ты — бокал тонкостенный:

чтобы тебя не разбить, я боюсь шевельнуть рукой.

Своею кожей солдата я хочу облечь твои вены,

словно вишенку кожурой.

Зеркало моей плоти, крыльев моих опора,

я смерть потому и отвергнул, что жизнь для тебя берегу.

Я так люблю тебя, милая, здесь, среди пуль и пороха,

где гибель на каждом шагу.

Здесь, над гробами пустыми, ждущими нас под обстрелом,

над растерзанными, для которых и могила-то не нужна,

я люблю тебя и хотел бы поцеловать всем телом,

даже в прах рассыпаясь, жена.

Когда я тебя вспоминаю на страшном поле сраженья,

твой образ не исчезает, не стирается, но — растет!

Я вижу: ты приближаешься, и вся ты в эти мгновенья —

огромный голодный рот.

Почувствуй меня в траншее, пиши мне на поле брани.

Имя твое воскрешая, я пишу ружейным огнем,

чтоб защитить твое чрево, тоскующее в ожиданье,

и сына — во чреве твоем.

Наш сын родится, и будет в кулачок рука его сжата,

сына нашего спеленает гитар победный напев.

И жизнь моя постучится в твой дом рукою солдата,

забывшего боль и гнев.

Сейчас мы должны убивать, чтобы жизнь восторжествовала,

но под сенью твоих волос я найду однажды покой,

на простынях засыпая, похрустывающих от крахмала,

сшитых твоей рукой.

В тяжком движении к родам шаги твои непреклонны,

и уста твои непокорные непреклонны на этом пути.

Сюда, в мое одиночество, где взрывы, атаки и стоны,

свой поцелуй — я знаю — ты хотела бы донести.

Для нашего сына добуду я мир на поле сраженья.

И пусть по закону жизни однажды накатит час,

когда в неизбежной пучине потерпят кораблекрушенье

два сердца — мужчина и женщина, обессилевшие от ласк.

ПАСИОНАРИЯ >{229} Перевод В. Резниченко

Я с песней на устах умру, как птица,

расправившая крылья в поднебесье.

Прощусь со всем, что дорого и мило

мне в мире этом. Взор мой обратится

к земным красотам, и со звонкой песней

сойду без страха в мягкую могилу.

О женщина с закалкою стальною!

Звучит твой голос, пламенный и страстный,

прокатываясь вспененной волною

из края в край страны моей прекрасной.

Охваченная горем безутешным,

Испания истерзана войною.

Мне хочется, твоим призывам внемля,

припасть губами к траурным одеждам

и целовать израненную землю.

Ты вся — огонь. Ты источаешь пламя.

Ты как миндаль весенний, искрометный,

заполыхавший яркими цветами.

У ног твоих дымится пепел мертвый.

Дочь гордых басков, земледельцев честных,

ты выросла в нагорьях величавых

сильнее ветра, тверже скал отвесных,

под стать деревьям в вековых дубравах.

Твоя походка сотрясает горы.

Сиянье солнца, корневые соки,

тебя взрастили, дали силу эту.

Твой голос слыша, движутся шахтеры

в кромешном мраке, в штреках шахт глубоких,

сквозь твердь глухую пробиваясь к свету.

Горят твои артерии, в которых

бушует кровь, кипящая от гнева.

Слова твои взрываются, как порох,

и сноп огня захлестывает небо.

Расплескивая сердце в смелом споре

с жестоким вихрем, что над миром свищет,

сражаться будешь ты отважно, стойко,

пока повсюду столько слез и горя,

и столько нищих, и голодных столько.

Песнь о тебе поет кузнец у горна

и пастухи в горах. Рыбак выводит

на белом парусе твой профиль ясный.

В день бедствия, когда на тропах горных

заблудшие олени в страхе бродят,

им освещают путь во мгле ненастной

созвездья светляков — твой облик гордый —