Испанские братья. Часть 1 - [38]
Карлос взял в руки драгоценный перстень и полюбовался им. Он многое узнал из короткого рассказа Хуана, того о чём он не говорил, и вероятно никогда не скажет ни слова. Он узнал о его рыцарской смелости в бою, о его не менее рыцарском великодушии и доброте после боя, что делало его привлекательным как для друзей, так и для побеждённых врагов. Не удивительно, что Карлос гордился братом! Но наряду с радостью встречи в его душе глубоко на дне зашевелился страх. Как он перенесёт, если ему придётся увидеть этот благородный лоб гневно нахмуренным, а взгляд ясных доверчивых глаз с презрением отведённым в сторону? Он отмахнулся от навязчивой мысли и быстро спросил:
— Как же ты добился отпуска?
— Благодаря доброте Его Высочества.
— Герцога Савойского?
— Да. Более храброму генералу я не желал бы служить.
— Я подумал о самом короле, который прибыл на поле сражения.
Щёки Хуана вспыхнули.
— Герцог был так добр и представил меня Его Величеству, — сказал он, — и король удостоил меня беседы.
Необъяснимо, каким образом несколько общих любезных слов из уст ничтожнейшего и пошлейшего из людей могли так много значить для поистине благородного Хуана Альвареса, но он чтил своего короля с вдохновенной верностью подданного, тогда как человек Филипп оставался для него таким же чужим и непонятным, как и турецкий султан. Чтобы не задерживаться больше на этой лестной для себя теме он продолжал:
— Герцог хотел отправить меня домой с поручением, он говорил, что моя рана требует покоя и ухода. И хотя мне нужно было решать в Севилье важные вопросы (при этих словах лёгкая краска залила его лицо), я добровольно не покинул поля боя, если бы предвиделось хоть какое-нибудь мало-мальски значительное дело. Но, Карлос, после Сан-Квентина у нас воцарилось затишье и однообразие. Несмотря на присутствие короля (а в расположении французских войск находились Генрих и герцог де Гиз), все стояли, уставившись друг на друга, будто их кто заморозил, и теперь им суждено стоять так до судного дня. Такой спорт не по мне, нет, я стал солдатом, чтобы воевать за дело Его Величества, а не для того, чтобы разглядывать вражеское войско, будто оно состоит из наряженных кукол, которых выставили для всеобщего увеселения. Поэтому я рад был получить отпуск.
— А твоё важное дело в Севилье? Твой брат имеет право спросить, что же это было?
— Брат имеет право спрашивать и заслуживает того, чтобы ему ответили. Поздравь меня, Карлос, я уладил своё небольшое дело с донной Беатрис. Дядюшка благосклонен к моим намерениям, я никогда не видел его таким приветливым и добрым. На Рождество, когда закончится твоё время тишины, состоится наше обручение.
Карлос от души пожелал ему счастья. Он страстно благодарил Бога, что он на это способен, что петля, угрожающе запутавшая его, разорвана, и душа теперь свободна. Теперь он мог, не опасаясь упрёка, смотреть в глаза брату. Но ему показалось, что всё произошло слишком быстро. Он сказал:
— Ты, наверное, зря время не терял?
— Зачем? — просто ответил Хуан, — Помнишь, ты говорил: «Постепенно — всегда слишком поздно». Я хотел бы, чтобы эту поговорку знали там, на поле боя, — и уже серьёзно добавил:
— Я очень боялся, что за время моего отсутствия всё здесь потеряю… ведь всё тянулось так бесконечно долго… ты был мне хорошим братом, Карлос.
— Если бы у тебя никогда не было причин думать иначе, — с трудом выдавил из себя Карлос.
Ему было больно, но в то же время совесть подсказывала ему, что он не заслуживает благодарности брата.
— Ради всего святого, — спросил Хуан, — что могло заставить тебя похоронить себя здесь, среди этих полусонных монахов?
— Братья — замечательные, образованные и благочестивые люди, и я здесь не похоронен, — с улыбкой возразил Карлос.
— И если бы ты был упрятан на любой вообразимой глубине, ты должен покинуть свою могилу, если я в тебе нуждаюсь!
— Не бойся, раз ты теперь здесь, я не стану увеличивать срока своего пребывания в монастыре, как я этого хотел. Но я был здесь очень счастлив, Хуан.
— Рад слышать, — ответил жизнерадостный неунывающий Хуан, — и ещё я рад, что ты не слишком спешишь принять сан, хотя уважаемый господин дядюшка, кажется, ждёт не дождётся этого дня, и хочет, чтобы ты более ревностно искал своей выгоды и не проглядел бы самого богатого прихода. Я думаю, его сыновья присвоили себе все запасы мирской мудрости, и нам с тобой не осталось ни крошки.
— Это справедливо в отношении дона Мануэля и дона Балтазара, но не Гонсальво.
— Гонсальво! Он из них троих наиболее невыносим! — ясные глаза Хуана на миг загорелись гневом.
Карлос засмеялся:
— Я полагаю, он сообщил тебе своё мнение обо мне.
— Если бы он не был жалким калекой, я ответил бы ему остриём своей шпаги, но это бесполезные разговоры. Братишка, — поскольку Карлос был почти так же высок ростом, как Хуан, это слово было всего лишь ласкательным, более приличествующим мужским устам, чем сентиментальное «любимый брат», — братишка, ты бледен и печален, и со времени нашего прощания в Алькале выглядишь на десятилетие повзрослевшим.
— Да? С тех пор произошло многое. Я был очень несчастен, но и счастливым был тоже.
Историческая повесть «Испанские братья» — повесть времён шестнадцатого века. Это повесть о протестантских мучениках, о тех, которые несмотря ни на какие преграды открыто исповедовали Иисуса Христа в своей жизни. В истории Испании XVI век очень ярко освещён факелами костров, пылавших по всей стране, в которых горели ни в чём не виновные люди. И, как правило, огонь инквизиции распространялся на представителей аристократии, всё преступление которых зачастую состояло только в том, что они читали Евангелие на родном испанском языке.
Историческая повесть «Испанские братья» — повесть времён шестнадцатого века. Это повесть о протестантских мучениках, о тех, которые несмотря ни на какие преграды открыто исповедовали Иисуса Христа в своей жизни. В истории Испании XVI век очень ярко освещён факелами костров, пылавших по всей стране, в которых горели ни в чём не виновные люди. И, как правило, огонь инквизиции распространялся на представителей аристократии, всё преступление которых зачастую состояло только в том, что они читали Евангелие на родном испанском языке.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».