Испанские братья. Часть 1 - [36]

— И у него не было надежды увидеть на своём поле добрые всходы, не так ли?

— Нет, конечно. Но он, казалось, должен был высказать свои мысли, независимо от того, будут ли к нему прислушиваться, или только будут терпеть его. Таким образом он возбудил к себе вражду тех людей, которые «ненавидят свет, потому что дела их злы». Если бы он был простолюдином, его сожгли бы на костре, как незадолго до этого поступили с молодым храбрецом Франциско де Сан-Романо, которого сожгли в Валладолиде и который ответил тем, кто предлагал ему помилование: «Вы, верно завидуете моему счастью?» Положение и связи спасли дона Родриго от подобной участи, и я слышал, что иные высокопоставленные лица разделяли его взгляды, или хотя бы одобряли их. Эти вступились за него.

— Значит, у него всё-таки были последователи? — с замирающим сердцем спросил Карлос, — может, Вам известны имена его сторонников или покровителей?

Фра Фернандо покачал головой.

— Мы в своей среде без крайней необходимости не называем имён, ибо птица небесная может унести весть на крыльях своих, и поскольку от нашего молчания зависит жизнь, то неудивительно, что иногда мы слишком молчаливы. Да, с течением лет многие имена забылись, хотя они заслуживают того, чтобы о них помнить… но о них умалчивали, их произносили шёпотом! За исключением доктора Эгидиуса, друзья и последователи дона Родриго неизвестны. Я хочу ещё сказать, что его доброжелатели убедили инквизиторов, что он душевно болен. Поэтому его отпустили без более строгого наказания, чем лишение имущества и внушений насчёт дальнейшего поведения.

— Едва ли он последовал их наставлениям.

— Разумеется, нет, сеньор. На короткое время друзьям удалось удержать его от принародных высказываний, и он в это время общался с единомышленниками, укреплял их веру. Но надолго он не смог поставить свечу под колпак, отвечая на все предупреждения, что он, подобно воину на потерянной позиции, должен закрыть собою брешь. Если он падёт, Бог поставит на его место других, которые вкусят восторг и славу победы. Святая инквизиция ещё раз возложила на него руку. Было решено, что его голоса больше не услышат на земле, его приговорили к медленной смерти пожизненного заключения. Но несмотря на все их козни, люди услышали ещё одно его свидетельство об истине.

— Как это было?

— Облачённого в большое санбенито, которое Вы, вероятно, не раз видели в соборе, его повели в церковь Сан- Сальвадора, где он должен был вместе с другими кающимися слушать, как невежественный священник толкует «отступничество и грехопадение» каждого из них. И он был настолько мужествен, что после его проповеди предостерёг народ от ложного учения священника и объяснил, в чём оно противоречит Слову Божьему. Удивительно, почему он не был сожжён, но Бог положил Свою руку на остатки их гнева. Его сослали в монастырь Сан-Лукара, где он до конца жизни оставался одиноким узником.

— Какая благословенная перемена, — проговорил Карлос. — После одиночества заточения — в общество искупленных праведников! Из мрачной кельи узника — в сияние вечного небесного града!

— Некоторые из наших старших братьев считают, что мы можем быть призваны к ещё более суровым испытаниям, — сказал фра Фернандо, — я не знаю, как один из младших, я должен высказывать своё мнение в смирении. Но когда я смотрю вокруг себя, то вижу, как люди с радостью воспринимают Слово Божье. Подумайте только об образованных господах из города, которые уже присоединились к нам, и привлекают ещё других. Ежедневно мы имеем новых уверовавших, уже не говоря о великом множестве слушателей фра Константина, которые сами того не сознавая, перешли на нашу сторону. Ваш благородный друг де Гезо сообщил нам в прошедшее лето, что на севере такая же обнадёживающая обстановка. Он считает, что лютеране в Валладолиде ещё более многочисленны, чем в Севилье. В Торо и Логроньо тоже распространяется свет, и через хребты Пиренеев благодаря торговцам-гугенотам Слово Божье проложило себе пути.

— Я слышал подобные высказывания в Севилье, и несказанно рад, и всё же… — он вдруг замолк на полуслове и долго с печалью смотрел в огонь очага, около которого они сидели.

Наконец фра Фернандо спросил:

— О чём Вы думаете, сеньор?

Карлос медленно поднял тёмно-синие глаза:

— О будущем, — сказал он — я не думаю ничего. Я не осмеливаюсь о нём думать. Оно в руке Божьей. Он печётся о нас. Но одного я не могу не видеть, — где мы стоим, там оставаться не можем. Мы привязаны к гигантскому колесу, которое непрестанно вращается, и мы вместе с ним, хотим мы того или нет. Это не колесо случая, это всесильная воля Бога. И только в этом наше утешение.

— И разве Его намерения не во благо нашей любимой родины?

— Возможно. Я этого не знаю. Его намерения нам ещё не открыты. «Милость и истина там, где соблюдают Его заветы», — так во всяком случае написано.

— Но мы же соблюдаем Его заветы.

Карлос вздохнул и опять подхватил нить своих размышлений.

— Колесо вращается, и вместе с ним мы. Уже с тех пор, как я здесь, оно ощутимо провернулось. Я не вижу возможности, чтобы ещё долго продолжалось это движение, не столкнув нас с мощным ободом колеса и не растерев нас в порошок. Я не вижу такой возможности, но я доверяюсь Богу.