Испанские братья. Часть 1 - [37]

— Вы имеете в виду диспуты о жертвоприношениях мессы, которые сейчас беспрерывно ведутся?

— Да. До этих пор мы могли работать подпольно, но если сомнения дойдут до этого, то тонкий слой перекрытия, который нас прятал и защищал, проломится и рухнет на наши головы. И тогда что?

— Мы все уже задаёмся этим вопросом. Нам, видимо, не остаётся ничего, как бегство в другое государство.

— Во имя Бога… да простит Он мне и не вменит мне и нам всем в вину… и не дал бы, чтобы мы попали в гибельную петлю, спрашивая «в чём воля Его» и «что будет с нами, если мы будем её исполнять». Как сказал благородный де Гезо: «Нам надо заботиться лишь о том, чтобы быть среди последователей Христа, куда бы этот путь ни вёл»… но путь Его шёл на крестную гору…

Последние слова прозвучали так тихо, что фра Фернандо их не расслышал.

— Что Вы сказали?

— Ничего. Вы услышите эти слова ещё во время, когда их произнесёт Сам Бог.

Беседу прервал брат-послушник, который доложил Карлосу, что к нему пришёл гость, он ожидает его в комнате для посетителей. Поскольку было время, предназначенное для приёма гостей, Карлос незамедлительно пошёл встречать того, кто к нему пришёл. Он знал, если бы этим гостем был брат по вере, его назвали бы по имени. Наверное, кто-нибудь из двоюродных братьев удостоил его визита.

Не ожидая ничего особенно приятного, Карлос вошёл в гостевую комнату. У окна стоял высокий смуглый человек с рукой на перевязи. В следующий миг братья сердечно и крепко обнялись.

Глава XVI. Дома!

Мы так мало друг с другом схожи, ты и я,

Что никто б не подумал,

что матери одной мы сыновья,

Если бы не братская наша любовь.

(Э. Б. Браунинг)

После первых бурных приветствий, когда взаимная любовь выражается больше объятиями, улыбками и взглядами, чем словами, братья сели, чтобы поговорить. Нетерпеливые вопросы слетали с их уст, особенно нетерпелив был Карлос, восторг которого по поводу неожиданного приезда брата был равен его удивлению.

— Ты ранен, брат, надеюсь, не тяжело?

— О нет, всего лишь руку пулей пробило, одна из моих обычных удач в бою.

Не было нужды подробно описывать сражение при Сан-Квентине, в котором рыцарский героизм Фламандского Эгмонта, сопряжённый с кастильской храбростью, одержал для короля Филиппа блестящую победу над французским оружием. Карлос уже знал об этом сражении из общедоступных источников. Ни Хуану, ни Карлосу не приходило в голову, что когда-либо на земле могло быть сражение, достойное того, чтобы о нём помнить всегда.

— Ты и рану свою считаешь удачей? — спросил Карлос.

— Да, конечно, на это я имею право, ведь именно благодаря ей я получил возможность вернуться домой, как изволите видеть, брат мой, сеньор!

— Я получил только два письма от тебя, — одно, когда ты прибыл в армию, и другое, в котором ты сообщил о высокородном французском пленнике.

— Я писал ещё два раза. Одно письмо я доверил возвращавшемуся домой инвалиду, но этот бездельник наверное его потерял. Другое, написанное сразу после дня Святого Лаврентия, прибыло в Севилью за день до моего приезда. Его Величеству следовало бы обратить внимание на свои службы, наверно у него самые тихоходные гонцы во всём христианском мире! — весёлый смех Хуана огласил монастырскую келью, стены которой не привыкли отвечать эхом на подобные звуки.

— Я почти ничего не знаю о тебе, брат, если не считать того, что знают о сражении все.

— Тем лучше. У меня только такие новости, о которых я говорю охотно, и ты, надеюсь, охотно меня послушаешь. Итак, самое важное — место на службе мне обеспечено.

— Хорошая новость. Наверное, мой браг особым героическим поступком принёс славу своему имени. Это было при Сан-Квентине? — Карлос с братской гордостью и восхищением разглядывал брата. Он не нашёл в нём больших перемен после долгой разлуки — разве что смуглые щёки стали ещё темней, и лицо его теперь украшала небольшая бородка.

— Я так много должен тебе рассказать. Помнишь, когда я был мальчишкой, я говорил тебе, что, как Альфонсо Вивес, возьму высокородного пленника и разбогатею за счёт его выкупа? Ты видишь, я сделал это!

— Это был день твоего счастья. Однако пленник не был герцогом Саксонским!

— Но похожий на него тем, что тоже был еретиком, или, если это слово больше подходит для святых стен — гугенотам, и он был испытанным и прославленным офицером из приближённых адмирала Коллиньи. Это было в тот день, когда адмирал совершил свой смелый выпад за стены осаждённого города. Если бы не он, о защитниках не стоило и говорить, без него не было бы и сражения, принесшего славную победу Испании и королю Филиппу. Конечно, мы уничтожили половину отряда адмирала, и мне представился случай спасти жизнь храброму французскому офицеру, который один противостоял целому отряду. Он отдал мне свою шпагу, я отвёл его к своему шатру и сделал всё для него необходимое, потому что он был тяжело ранен. Он был из Рамены, рыцарь из Прованса, и самый храбрый, самый оживлённый и честный человек, какого я когда-либо встречал. Я делил с ним крышу и стол, он был у меня в большей степени гость, чем пленник. Пока мы не захватили город, сам адмирал был у нас в плену. Между тем брат моего пленника собрал выкуп и честно его переслал. Я, конечно, отпустил бы его и под залог его честного слова, как только зажили бы его раны. Ему заблагорассудилось кроме золотых пистолетов подарить мне вот этот перстень с алмазом. Это уже как знак благодарности и дружеского расположения.