Испанские братья. Часть 1 - [27]

— Да, сеньор, — с радостным азартом перебил его Карлос, — но рука, указывающая на пятно, сильна его смыть. Никакой снег и вполовину не может достичь белизны одежд оправданных Богом святых.

Теперь пришла очередь удивиться де Гезо. Он сидел, наклонившись вперёд и одновременно заинтересованный и глубоко тронутый, смотрел в горящее жаром вдохновения лицо молодого собеседника. На один миг их испытывающие взгляды встретились в обоюдной симпатии и взаимном понимании. Но только на миг, потом это ушло. Де Гезо сказал:

— Я полагаю, дон Карлос, что нашёл в Вас одного из достойных восхищения учёных, которые посвящают себя изучению языка, на котором писали свои послания апостолы. Вы знаете греческий?

Карлос покачал головой.

— Греческим сейчас в Комплютуме занимаются мало. Я тоже ограничился обычным курсом теологии.

— Успехи Ваши, как я слышал, блистательны. Однако для нас это позор, а для юношества большой урон, что язык святых Иоанна и Павла находят недостойным для изучения.

— Я полагаю, Ваше благородие знает, что в прежние годы было иначе. Может быть, нынешнее нерадение к греческому исходит из подозрений в ереси, которая свойственна изучающим этот язык.

— Это позорные подозрения, они исходят из невежества и завистливости монахов, а также суеверия народа. Ересь — это удобный стигмат, и часто люди клеймят проклятием то, что недоступно их пониманию.

— Верно, сеньор, самого фра Константина постигла эта участь.

— Его преступление состоит в стремлении отвести души людей от внешних действий и церемоний и указать им на великие истины, символами которых они являются. Для простого народа религия есть не что иное, как лицедейство.

— Да, — ответил Карлос, — только сердце, исполненное любви к Богу и веры в нашего Спасителя, способно поставить всё на подобающее место. Одно следует делать, и другого не оставлять.

— Сеньор дон Карлос, — воскликнул де Гезо, не в силах больше скрывать своего изумления, — я убедился, что Вы очень благочестивы и серьёзно исследуете Писание!

— Да, я исследую Писания, потому что думаю иметь в них жизнь вечную, а они свидетельствуют о Христе, — быстро ответил не слишком осторожный юноша.

— Я заметил, что Вы цитируете не Вульгату.

Карлос улыбнулся:

— Нет, сеньор. Перед человеком чести с просвещёнными воззрениями я не боюсь признать правду. Я видел… Нет, почему же я должен это скрывать, я имею редкое сокровище: Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа на нашем кастильском наречии.

Несмотря на то, что его собеседник замечательно владел собой и держался с большим достоинством, Карлос заметил, как он вздрогнул. Состоялась небольшая пауза, потом он сказал:

— Ваше сокровище принадлежит и мне.

Эти негромкие спокойные слова исходили из глубокого чувства, большего, чем его мог иметь импульсивный увлекающийся Карлос, ибо у этого человека с трудом обретённые и дорого оплаченные убеждения пришли из областей духа, где не властвуют страсти.

Сердце Карлоса вспыхнуло мгновенной любовью к человеку, который владел его сокровищем и, несомненно, разделял его веру. В порыве радости ему хотелось броситься ему на шею, но врождённая тактичность и благородная сдержанность остановили его страстный порыв. Но взгляд его значил больше, чем самые горячие объятия.

— Я знал это. Ваше благородие говорили так, как может говорить только тот, кто держит в святости нашего Господа и открытые Им людям истины.

— Для Вас, кто в Него верует, Он драгоценен…

Пожалуй, трудно было найти стих, которого бы Карлос ещё не знал наизусть, и он продолжил:

— А для неверующих — камень, который отвергли строители…

— Печальная истина, — сказал де Гезо, — о которой мой молодой друг должен помнить постоянно. Слово

Господне, как и Он Сам, большинством людей отвергается и одно только упоминание о нём может привести к поношениям и опасности, — и это только новое доказательство, сеньор, их предубеждений против так называемой ереси.

— Я знаю, есть люди, которые будут поносить меня только за то, что я читаю Господнее Слово на своём родном языке, и за это обвинят меня в ереси, но какими абсурдными будут эти обвинения! Эта книга, которую я очень люблю, подтвердила мне правоту всех истин, утверждаемых святой матерью церковью.

— Вот как? — невозмутимо и сухо осведомился де Гезо.

— Да, сеньор, — с жаром подтвердил Карлос. — До сих пор я не понимал, или, вернее сказать, не верил так, как сейчас в эти святые истины. Стоит только назвать кредо и засвидетельствовать веру в божественность Господа и в Его примиряющую смерть…

Беседу прервал слуга, вошедший, чтобы убрать со стола, добавить в светильник масла и подбросить в очаг дров. Но как только он покинул комнату, столь важный для обоих разговор возобновился.

— Наше спасение, — сказал де Гезо, — основано на великих истинах, которые Вы назвали, и Вы… да, Вы оправданы верою в искупительную смерть Христа.

— Я получил прощение и буду оправдан.

— Простите, сеньор, Писание учит нас, что наше оправдание уже состоялось, итак, мы оправданы верой и имеем мир с Богом.

— Но это не может быть убеждением апостола, — возразил Карлос, — ай де ми! Я хорошо знаю, что ещё не до конца оправдан, ко мне часто являются недостойные мысли, и не только в сердце своём, но устами, глазами и руками я часто преступаю Закон.