Испанцы трех миров - [112]

фасады на север и плесень на ставнях,

агония роз, и доныне пахучих…

Тоска о несбыточном, о непонятном,

о том, что исчезло, да вряд ли и было,

и темные знаки на небе закатном,

и тот, кому горько, и та, что забыла…

*

Летят золотые стрелы

с осеннего поля брани.

И в воздухе боль сочится,

как яд, растворенный в ране.

А свет, и цветы, и крылья —

как беженцы на причале.

И сердце выходит в море.

И столько вокруг печали!

Все жалобно окликает,

все тянется за ответом —

и слышно: — Куда вы?.. Где вы?.. —

Ответ никому не ведом…

ОДИНОКАЯ ЛУНА

Отзвучала сирена, и луна все печальней.

Потянуло с востока дорассветным туманом.

Лай собак замирает на окраине дальней,

и весь мир исчезает, потонув в безымянном.

Свет луны разольется по кладбищенским ивам…

Вспыхнет мох под луною на старинном соборе…

Заблестят ее слезы в роднике торопливом…

И земля опустеет. И останется море…

ВОЗВРАТ

Бесчисленные башни стоят, как на котурнах,

в закатной позолоте передо мной маяча.

И в каменном экстазе красот архитектурных

душа бредет по свету, безмолвна и незряча.

Последний луч ложится на плечи пилигрима.

Мой мир необитаем и полон тишиною.

На вечном горизонте светло и нелюдимо,

и что ни шаг — пустыня смыкается за мною.

И странно… смутный ветер охватывает тело

и стершиеся даты ясней и достоверней…

сегодня понедельник… сентябрь… уже стемнело…

и плачет над селеньем… убогий звон… вечерний…

ОКРУГА

Приютил кипарис воробьиную стаю.

Спелым яблоком солнце в воде раскололось.

День, как дерево, стих. И в полях, отлетая,

перекликнулся с ангелом девичий голос.

С виноградных холмов по зеленым террасам

катит розовой пылью бубенчик повозки

и журчит, как серебряный след за баркасом,

зыбью женского смеха дрожа в отголоске.

Звезды смотрят на мир. Обитатели в сборе.

Грустно руки мужские легли на колени.

И в задумчивый час только ветер, как море,

набегает на каменный остров селенья.

*

Одним из колес небесных,

которое видит око,

на пустошь луна вкатилась

и ночь повезла с востока.

И на холмах собаки,

в потемках едва заметны,

закинув голову, лают

на свет округлый и медный.

А воз везет сновиденья

и сам едва ли не снится.

Лишь далью звезд обозначен

его незримый возница.

Щемящие сумерки позднего лета,

и дом по-осеннему пахнет мимозой…

и память хоронит, не выдав секрета,

неведомый отзвук, уже безголосый…

Вдоль белых оград, как закатные пятна,

последние розы стираются мглою,

и чудится плач — далеко и невнятно —

…забытой любовью томится былое…

И чье-то мерещится нам приближенье,

а сердце сжимается вдруг поневоле,

и в зеркале смотрит на нас отраженье

глазами чужими и полными боли…

ПАРК

Зажглись в аметистовых сумерках окна,

и старые люстры в дожде зарябили.

Желтеют балконы, а зелень намокла,

и все это грустно, как давние были.

И давнего бала огни все светлее —

вечерней печалью он заново начат,

и мокнет песок в нелюдимой аллее,

где кто-то неузнанный любит и плачет.

Стемнело. Растоптанный запах букета.

Ни звука. В подъезде свеча замигала.

И долго старинная чья-то карета

увозит — навеки — строку мадригала.

*

Что хоронишь ты, птица, в соловьиной гортани

и серебряной розой роняешь на плиты?

Отголосками звона, подобного тайне,

словно синей гирляндой, сады перевиты.

В темном воздухе ночи, густом от жасминов,

над садами, над белой метелью июня,

сердце, полное слез, высоко запрокинув,

ты кропишь серебром тишину полнолунья.

И другой соловей, у меня в заточенье,

как во сне, к тебе тянется взглядом незрячим…

Раскрываются окна, врывается пенье —

и еще одно сердце откликается плачем.

И понять невозможно в серебре и дремоте,

кто кого окликает в ожидании чуда…

или, дружные струны, об одном вы поете…

из-за гроба ваш голос… или он ниоткуда…

*

…Черепицы в дожде и цветах.

X. Р. X.

Бродят души цветов под вечерним дождем.

О ростки желтоцвета по кровельным скатам,

вы опять отогрели заброшенный дом

нездоровым и стойким своим ароматом!

Он как голос, который заплакать готов,

или сказка лесная, с лачугой в низине,

где невеселы краски, и много цветов,

и большие глаза нелюдимы и сини…

Привкус горя навек с этим запахом слит

и возник в незапамятно-давние годы…

Крыша пахнет цветами, а сердце болит,

словно эти цветы — его желтые всходы.

*

Чуть желтеет луна за сырой пеленою.

Воздух замер и, словно аквариум, зелен.

В золотистую муть под размытой луною

призрак сада плывет, как туман из расселин.

И цветы незнакомы, и горечь туманна.

И что было родного — утрачено снова.

И бессонный хрусталик в тумане фонтана

плачет мертвым напевом из мира иного.

КОНЕЧНЫЙ ПУТЬ

…И я уйду. А птица будет петь,

как пела,

и будет сад, и дерево в саду,

и мой колодец белый.

На склоне дня, прозрачен и спокоен,

замрет закат, и вспомнят про меня

колокола окрестных колоколен.

С годами будет улица иной;

кого любил я, тех уже не станет,

и в сад мой за беленою стеной,

тоскуя, только тень моя заглянет…

И я уйду; один — без никого,

без вечеров, без утренней капели

и белого колодца моего…

А птицы будут петь и петь, как пели.

РАССВЕТ

Холодный пар. — Петушья перекличка.

Далекий гром. — Заплакало дитя…

Проулок пуст. — Доверчива собака.

Еще темно. — Задумчив человек.

ОБЛАКА

Снега небес, вы как луна в апреле —

неуловимы, призрачны и белы.

Я как-то луг увидел оробело

таким, как ваши вечные метели.

И сном во сне пришли к моей постели