Ислам в России и Евразии XVI - ХХI вв. - [189]

Норихиро Наганава

«БОЖЬИ ГОСТИ» И АНТИИМПЕРИАЛИЗМ: СОВЕТСКИЙ ХАДЖ 1920-Х ГГ.

«Джедда находится рядом с Меккой; наш консул в Джедде будет в самом центре мусульманского мира», - написал Г.В. Чичерин, народный комиссар иностранных дел (в должности 1918-1930), когда первая встреча с хиджазскими представителями на Лозаннской конференции в 1922 г. убедила его в потенциале арабского мира как антиколониальной силы. Он продолжает: «таким образом, очень многие совершающиеся в мусульманстве политические движения, которые теперь от нас ускользают, будут происходить перед глазами нашего консула»¹. Весьма любопытно, что обсуждение Чичерина по открытию советского консульства в Джедде похоже на видение царских чиновников. Сильно возрастающее число паломников (особенно благодаря строительству Среднеазиатской железной дороги) и необходимость непосредственного покровительства российских подданных заставили царское правительство открыть консульство в Джедде в 1891 г. Наряду с упорядочением условий для совершения хаджа от российского представительства требовалось наблюдение за настроением мусульманского мира, поскольку «Мекка сохраняет постоянную живую связь со всем мусульманским миром». Консульство стремилось и к «распространению обаяния нашего имени на мусульманском Востоке»^13671368. Более того, как царские, так и советские власти пришли к общему выводу, что консулом должен быть мусульманин, причем имеющий административный опыт в Туркестане.

В 1891 г. царский МИД отправил туда башкира Ш.М. Ибрагимова, служившего переводчиком и дипломатом под руководством генерал-губернатора К.П. фон Кауфмана^{1369, а в 1924 г. НКИД назначил татарина К.А. Хакимова, который в 1920 г. работал вместе с командующим Туркестанским фронтом М.В. Фрунзе и полномочным представителем РСФСР в Бухаре В.В. Куйбышевым1370. Все эти сходства заставляют нас думать об определенной приемственности между царской и советской организацией хаджа, а также об общих геополитических задачах.}

Учитывая эти параллели, данная статья раскрывает большевистскую попытку регулирования хаджа и тем самым вовлечения мусульман соседних южных стран и Хиджаза в антиимперскую политику, главным образом направленную против британского присутствия в этих регионах. Большевистские дипломаты и сотрудники ОГПУ активно контактировали с местными видными фигурами в зонах соперничества с Британской империей.

Уже довольно тщательно изучен советский хадж периода холодной войны как стремление советского правительства доказывать наличие свободы совести и отсутствие гонения ислама и представить себя как подвижника деколонизации перед мусульманским миром. Эта политика воздействовала и на формирование специфической мусульманской идентичности советских граждан-паломников¹. Менее известными остались усилия большевиков привлечь мусульман западного Китая, Афганистана и Ирана к осуществлению паломничества через советскую территорию во второй половине 1920-х гг.

С одной стороны, это напоминает об общей тенденции советской политики поощрения национальных культур в пограничных регионах для распространения советского влияния среди соприкасающихся соплеменников. И в этом большевистском хадже можно видеть один аспект тогдашней советской культурной дипломатии, демонстрирующей великий социалистический эксперимент посредством иностранного туризма^13711372. С другой стороны, очевидно некое противоречие между отношением власти к хаджу российских мусульман как к «терпимому злу» и предоставлением покровительства нуждающимся в помощи российских дипломатов паломникам. Эта двойственность характерна как для царских, так и для советских властей^1373.

Инфраструктура хаджа сложилась еще на рубеже XIX-XX вв., когда две компании, Русское общество пароходства и торговли и Добровольный флот, организовали сообщение между Черным морем и Дальним Востоком через Красное море. Обе компании, получившие большую прибыль от перевозки российских войск на Боксерское восстание и Русско-японскую войну, начали обращать внимание на мусульманских паломников, отправляющихся в Хиджаз не только из Севастополя и Одессы, но и из Батавии и Сингапура¹.

В 1902-1903 гг., разрабатывая план перевозки паломников, Добровольный флот отметил весьма большое количество проезжающих через Батуми путешественников из Кашгара и Афганистана^137413751376. В 1908 г. Добровольный флот нанял ташкентского купца Саид-Гани Саидазимбаева как руководителя паломнического движения, а тот в свою очередь устроил комплекс помещений (в т. ч. для дезинфекции) специально для паломников (хаджи-ханэ) в Одессе^{1377. По отчету Саидазимбаева за 1908 г., его услугой воспользовалось 6964 паломников, из них 58,7% было из Туркестана и Бухары; 24,5% - из Западного Китая; 8,5% - от Северного Кавказа; и 2,2% - из Ирана1378. В середине 1920-х г. такую практику попыталось повторить акционерное общество «Советский торговый флот» (Совторгфлот).}

Данная статья основана главным образом на документах Совторг-флота, хранящихся в Российском государственном архиве экономики (Ф. 7795)^{1379. Хотя Российская империя и СССР были континентальными державами, но выход к морям побуждал царских и советских чиновников к геополитическому мышлению в рамках соперничества с Британской империей}