Ислам в России и Евразии XVI - ХХI вв. - [168]

.

«Арабисты-шариатисты» объявлены «антисоветски настроенными», «прикрывшимися званием советских работников». Начинается «разоблачение» их «темных, контрреволюционных дел». Главным обвинением выступало происхождение, хотя признавалось: «эфен-дийствующее учительство до надрыва старается доказать свою преданность советской власти». Тем не менее: «долой!», «горбатого могила исправит» - кричали заголовки газет и журналов. Председатель шариатского суда в Нальчике А.К. Джабоев расстрелян в 1927 г. В 1928 г. расстрелян в Ростове Н. Катханов^12531254. Исследователь истории и этнографии балкарцев и кабардинцев М.К. Абаев умер в 1928 г. в Буйнакске.

За «контрреволюционную деятельность и отсутствие пролетарского самосознания» в 1929 г. осуждены на разные сроки десятки учителей.

После них настала очередь самих руководителей автономий. Репрессировано большинство руководителей КЧАО, Дагестана, Северной Осетии, Адыгеи, руководители автономных наркомпросов и облоно, руководители других наркоматов и автономных структур управления.

Не избежал участи репрессированных и Б. Калмыков (в 1940 г.) и даже умерший в 1935 г. Ш.-Г.У. Хакурате. С ним свели счеты посмертно, его могила в центре города ликвидирована, останки сбросили в реку. Этот редкий факт приводит очевидец, сотрудник Адыгейского научно-исследовательского института Р. Трахо в монографии «Черкесы»¹, в эмиграции - исследователь Мюнхенского института по изучению народов СССР.

Вертикальный лифт модерна и индустриализма поднял из глубин горских общностей социально активных и талантливых людей. Большевики приспособили его для советского проекта. Горская интеллигенция проявила слабость исторической рефлексии, приняв механизм большевистской диктаторской экспансии за модерн и индустриализм. Сталин не мирился с их «национал-уклонизмом» от советского проекта. Но и эмиграция, осуждая тех, кто воспользовался лифтом, стояла за свой «универсалистский» проект, ограниченный кавказскими рамками. И Сталин, и горские эмигранты воспринимали «пассажиров лифта» инструментами своих проектов. Горская же интеллигенция видела: этносы попали в зону бифуркации, в конфликт прежнего жизненного опыта (языка, усвоенных норм и ценностей) с новым порядком, в зону сложных жизненных поисков. Сталин не допустил их естественного развития. Горская интеллигенция, защищая их, перешла в разряд людей «избыточных» и «негибких». Сталин и сформированная им система избавились от них, но опыт отыскания подлинных механизмов модернизации без утраты «самости» народов остается актуальным и в наши дни.

Ахмет Ярлыкапов

НОГАЙСКАЯ СТЕПЬ В 1917-1930-х ГГ.: опыт антирелигиозной ПОЛИТИКИ

Ногайская степь - засушливый полупустынный регион между Кумой и Тереком, населенный тюркским мусульманским народом - ногайцами. В имперское время здесь располагались два приставства - Караногайское с центром в ставке Терекли (в составе Терской области) и Ачикулакское с центром в ставке Ачикулак (в составе Ставропольской губернии). Ногайцы находились под военнонародным управлением и продолжали свой прежний кочевой образ жизни вплоть до проведения мероприятий по их седентаризации в 1930-е гг.

1917 г. стал поворотным в судьбе всех народов бывшей Российской империи, в том числе и для ногайцев. Две революции, последовавшие одна за другой, принесли перемены, неузнаваемо преобразовав все стороны жизни ее граждан. Естественно, коснулись они и религии, которая объявлялась наследием прошлого, от которого надо избавляться. Тактические шаги Советов, направленные на привлечение мусульман к процессам социалистического переустройства общества: «Обращение ко всем трудящимся мусульманам России и Востока» от 20 ноября (3 декабря) 1917 г., возвращение верующим «Корана Османа», допущение функционирования шариатских судов в районах с мусульманским населением и т. д., были лишь временной уступкой. С упрочением позиций новой власти в 1920-е гг. произошел резкий поворот в ее взаимоотношениях с мусульманским населением страны: развернулась открытая борьба с религией, выразившаяся в репрессиях в отношении служителей культа, закрытии мечетей, мектебов и медресе, разгоне шариатских судов, конфискации вакуфов и т. д.^{1255 Эти меры подкреплялись мощным прессом партийно-государственной машины, осуществлявшей строгий надзор за общественной и религиозной жизнью мусульман.}

В итоге религиозная жизнь оказалась загнанной вглубь, а религиозная идеология значительно потесненной из области мировоззрения российских, а позже и советских граждан. В ситуации, крайне неблагоприятной для функционирования ислама — закрытых мечетях, почти полностью разрушенной системе религиозного образования, дефиците грамотных мулл и имамов, — важную роль в деле сохранения религии приобрели семья и сельское общество с их стихийной ориентацией на так называемый «народный» ислам. Впервые разница между требованиями шариата и адата перестала четко осознаваться рядовыми верующими, отчасти оттого, что шариат потерял былые позиции, а расправиться с адатом было весьма непросто. Понятие «адат» включило в себя элементы шариата и стало приобретать значение традиции, причем традиции национальной. Следование отдельным нормам ислама люди понимали как следование национальным обычаям (адату), т. е. религиозное приобретало этническую окраску. Это во многом способствовало тому, что религия занимала относительно крепкие позиции в мусульманских регионах страны. Деформированный, видоизменившийся под воздействием 70-летнего господства коммунистической идеологии и партийно-государственной машины, ислам все же не только удержал позиции, но и сохранил потенциал для стремительного роста, последовавшего после перестройки и прекращения жесткого контроля над религией. Но до этого исламская религия прошла долгий путь репрессий и приспособления к новым, неблагоприятным условиям. В данной статье, основанной на полевых материалах автора и архивных документах, рассмотрен опыт антиисламских мероприятий, предпринятых новой властью в Ногайской степи в 1917-1930-е гг.