Искусство жить (с)нами - [10]

Как зашёл Еремей в село, его встретила девушка лет двадцати, чистой русской красоты. Длинную косу она прятала за шерстяным платком, а на коромысле несла два ведра со студёной водой с речки. Яркий румянец выдавал в девушке крепкое сибирское здоровье, а сияющий взгляд — озорство и силы юности. Дыхание Еремея замерло в восхищении. Не помнил он тогда ни о возрасте своём, ни о том долгом пути через лес, который ему пришлось пройти, ни о голоде. Сорвавшись с места, не думая ни секунду, он подхватил у девушки коромысло и, как лёгкую веточку, погрузил его себе на плечо.

— Что ж ты, красивая, тяжесть такую таскаешь, — обратился он к ней, смотря в кристальные до прозрачности глаза.

— А кому таскать то ещё, как не мне. Отец старый, а Я у него одна, вот и таскаю, — голосок девушки был мягким, тонким, но в тоже время сильным и уверенным.

— А помощник твоему отцу не нужен? — спросил Еремей красавицу. — За службу попрошу лишь еды три раза в день, да валенки.

Девушка с улыбкой посмотрела на лапти, связанные Еремеем из куска брезента и шнурков, а после на лицо Еремея. Не было в этом лице ни усталости от преклонных лет, ни страха, ни алчности. Не внушал этот мужчина ей опаски, а напротив распространял по всей её душе неуловимое родство. И тут же стал Еремей, вроде как чем-то и на отца её похож, как в молодости, на фотокарточках, и даже запах от Еремея исходил какой-то родной, как из дома.

— Нужен… — как то с осторожностью, ловя себя на мысли что слишком долго всматривается в глаза незнакомца, сказала девушка.

— Ну, так пойдём, поговорим с отцом. В какую сторону шагать?

— Вон туда, — девушка указала в сторону улицы ладонью одетой в меховую варежку.

— Ладное направление. А как звать-то тебя?

— Настасьей Кирилловной по батюшке будет.

— Ну, пошли тогда Настасья Кирилловна.

— Угу, — девушка кивнула и пошла следом за Еремеем, как будто не она, а он вёл её по дороге к дому её отца.

Введение

Я хотел бы рассказать Вам историю одного человека. Звали его Миру Накаяма. Родился он в городе Владивостоке, от брака русской челночницы Нины Ивановны Глухарёвой и японского государственного служащего Юмиро Накаяма. В возрасте двадцати семи лет Юмиро, в совершенстве владеющий русским языком, по государственному заданию работал в Генеральном консульстве Японии в городе Владивостоке. Повстречав в 1989 году Нину Ивановну, он решил жениться. Ехать в Японию Нина Ивановна отказалась, а получить советское гражданство государственному работнику враждующей страны было невозможно, поэтому было решено жить в гражданском браке.

Через год родился Миру. Отношение в семье были сложными. Когда Миру исполнилось три года, его отец Юмиро Накаяма, не выдержав давления со стороны властной и сильной духом женщины Нины Ивановны, бросил семью и улетел жить домой в Саппоро. Своего отца Миру Накаяма практически не помнил. Мать растила его одна. Нина Ивановна старалась воспитать из Миру именно русского человека, говорящего на русском языке и думающего на нём же. С возрастом от японца в Миру осталось лишь имя и слабо проявляющиеся азиатские черты лица. Нина Иванова, будучи и в правду очень сильной женщиной, после ухода мужа смогла твёрдо встать на ноги. В конце девяностых она открыла магазин японской бытовой техники, а в будущем и сеть магазинов, которая разрослась по всему Дальнему Востоку.

Миру был единственным сыном Нины Ивановны, единственным и любимым. Нина Ивановна была строгой, но заботливой матерью. Она любила повторять Миру фразу: «Сынок, тебе всё позволено, но не всё тебе из этого полезно. Пока у тебя не вырастит своя голова на плечах, Я буду помогать тебе брать из жизни только то, что тебе полезно».

В 2007 году Миру Накаяма поступил в МИП на психолога, и в возрасте семнадцати лет отправился учиться в Москву.

Именно в Москве Я впервые и повстречал Миру Накаяму. Я очень жалею о том, что не познакомился с ним раньше, ибо то недолгое время, за которое мы успели сдружиться, было поистине великолепным. Я могу смело сказать, что Миру был одним из самых близких мне людей на тот момент жизни. Сначала отношения у нас не сложились, на то были разные причины, чего только стоило его тщеславие или моя прямолинейность, но потом всё само собой улеглось, как и должно было быть. Какое-то время некоторые среди наших общих знакомых считали нас любовниками, Я же в ответ просто смеялся им в лицо. Но Вам скажу, что мы были просто друзьями, близкими добрыми друзьями.

Миру доверял мне, рассказывал всё о своей жизни. Иногда Я даже думал, что знаю о нём гораздо больше, чем знаю о самом себе. Миру был чертовски симпатичным для японца: средний рост, красивое тело, ровная белая улыбка, карие глаза, очень хорошая гладкая кожа. Сколько Я его знал, он всегда ходил до педантичности ухоженным: аккуратно подстриженные ногти на руках, модная хипстерская стрижка, стильный прикид (благо денег на это у него всегда хватало). Деньги на жильё, учёбу, еду и карман ему ежемесячно высылала мать. Сам же работать он отказывался вовсе. Даже когда подворачивался реально хороший шанс заработать или продвинуть себя в жизни, Миру ссылался на то, что работать — это значит признать себя рабом, поддаться общей системе, смириться с неизбежным крахом оригинальной личности, смешаться со слабым серым стадом.