Искусство жить - [76]

Но отец, лукавый и коварный старый калабриец, поднял глаза — он быстро ел, низко склонившись над тарелкой, — и усмехнулся.

— А готовить она умеет? — спросил он. Намек был тонкий, но, заметив, как переглянулись отец с матерью, я понял, что они видят меня насквозь. Вдруг — спустя три-четыре секунды — моя сестра Шеннон, поняв шутку, фыркнула и, захихикав, прикрыла рот обеими ладонями.

— Финнеган влюблен в Анджелину-у-у, — пропела она.

— Шеннон, прекрати дразнить брата, — сказала мама. Повернувшись ко мне, она потянулась, чтобы положить мне добавку. — Пригласи ее как-нибудь к нам, Финнеган.

— Она не пойдет, — сказал я.

— Что за глупости, — возразила мама. И сказала это так убежденно, что мне вдруг совершенно по-новому представилось то, что произошло в ресторане Деллапикалло, да и все, что происходит каждый миг повсюду в мире.

Я возился с мотоциклом уже около часа, когда вдруг позади меня постучали в дверь — скорее из вежливости, поскольку дверь была широко распахнута на улицу. Я обернулся, но сначала ничего, кроме расплывчатого силуэта, не увидел, так как меня ослепил яркий свет фонаря. Когда же огненные круги рассеялись, оказалось, что это, как я и подумал сразу, была Анджелина. Я посмотрел на часы: десять вечера. Ей полагалось быть еще в ресторане.

— Привет, Анджелина, — сказал я.

Она выглядела маленькой и ежилась, точно от холода, хотя холодно не было. Сейчас она не казалась даже хорошенькой, просто усталой, но сердце мое тревожно заныло. Прислонившись к дверному косяку, она сказала:

— Привет. — Затем, помолчав, добавила — Финнеган, можно с тобой поговорить?

— Конечно, почему бы нет? — Я никак не мог решить, вставать мне или нет. Если бы я встал, это было бы мило — знак приветствия; но вдруг она подумает, что я хочу воспользоваться случаем, и вообще, я лучше смотрюсь, когда занят машиной. О чем говорить, я тоже не знал. «Ты сногсшибательно выглядишь», — мог бы сказать я, что было б и верно и неверно. Но что бы я ни сказал, даже если бы это была абсолютная правда, она все равно мне возразит. Я знал ее. Она даже не сочла нужным извиниться за то, что кричала на нас, точно она королева, которая всегда права.

— Какой хороший мотоцикл, — сказала она. И слово «мотоцикл» прозвучало так приятно в ее устах, ведь сами-то мы говорили «тачка». Как здорово, что она так сказала. Не спрашивайте почему.

— Не такой уж хороший, барахлит, — ответил я.

— А что с ним?

Она спросила это настолько заботливо, с таким значением, наверное, нарочно, чтобы я окончательно запутался. Сердце мое возликовало. Какое лицо! Какие глаза! Я же говорил, что она в школе самая умная!

— Да ничего, — сказал я напряженно, — просто не отлажен. Вот хочу настроить. — Я улыбнулся — Как пианино.

Я все-таки встал, правда, нехотя, ссутулясь, сразу видно, что не опасен. Взяв тряпку с сиденья машины, вытер руки.

— Как пианино, — повторила она, чуть заметно улыбнувшись, и, быстро взглянув мне в глаза, тут же отвела взгляд в сторону. Помедлив, она сделала несколько робких шагов внутрь гаража и прислонилась к верстаку, глядя на мотоцикл, а не на меня. Нерешительно, осторожно она подняла одну ногу и поставила ее на банку, где я держал в масле запчасти. Я подумал, что вот точно так же она стояла и тогда, прислонившись к бару и слегка опираясь ногой о ступеньку, но сейчас это не выглядело кинорекламой, просто она устала, и это было естественно.

— О чем же ты хочешь поговорить? — спросил я.

Ведь она живет далеко отсюда, подумалось мне, но я тут же вспомнил, что у нее есть машина, красная, с откидным верхом. Я обернулся и увидел ее машину здесь, рядом, сверкающую в свете уличных огней.

— А ты не взбесишься, если то, что я скажу, покажется тебе… странным?

— Мне? — забывшись, я неожиданно усмехнулся. — Не думаю.

Собираясь с духом, она поглядывала на меня, не зная, как начать. Наконец сказала:

— Ты когда-нибудь слышал такое название: «Императорская собака»?

Поджав губы, я немного подумал и затем покачал головой.

Она оттолкнулась от стола, прошла в глубь гаража к узкой задней двери, открыла ее, выглянула наружу. Я знал, что оттуда видно озеро, спокойное, освещенное лунным светом, оно лежало в двух милях отсюда, хотя казалось, что значительно ближе. Мне захотелось подойти к ней, встать рядом, но я не решился.

— Арнольд нашел старинный рецепт, китайский, он называется «Императорская собака», — сказала она, как бы обращаясь в темноту, к озеру. — В книге написано, что это, возможно, самое изысканное в мире блюдо.

Чуть повернув голову, она смотрела на меня и ждала, как я отреагирую.

— О! — сказал я.

Она повернулась еще немного, но смотрела не на меня, а на мои ботинки.

— Собака должна быть совершенно черная. Ее нужно убить за минуту до того, как начнешь готовить. И…

Я спросил:

— Так он поэтому кричал на меня?

— Он кричал на отца. — Она избегала моего взгляда, но вдруг, смягчившись, подняла глаза и, видя, что я жду, когда она соизволит мне объяснить все, сказала — Наверное, он кричал из-за многих причин, не только из-за того, что отец не позволил готовить это блюдо в ресторане. Прошлой ночью мы с ним поссорились. Из-за школы и еще всякого…