Искусство раздевания - [85]

— Сейчас проверю, может у меня в буфете есть шоколад для выпечки.

Мы нашли все необходимые ингредиенты. Он наблюдал, как я плавлю шоколад и масло в кастрюле.

— Сделаем их рассыпчатыми или наоборот? — спросила я, когда настал черед добавлять яйца.

— Лучше наоборот.

— Вот и я так думаю.

— Видишь, сколько у нас общего?

Я позволила ему облизать миску, пока ставила противень в духовку. Затем взяла упаковку с яйцами, чтобы поставить ее обратно в холодильник. Там почти не осталось места, после того как наш недоеденный ужин занял львиную долю пространства. Передвигая продукты, чтобы освободить место, я гадала, что мы будем делать сегодня ночью и как все пройдет. Смогу ли я раздеться без смущения? Смогу ли повторить одно из маминых па, пока буду делать это? Или же поведу себя замкнуто как обычно? Да уж, для холостяка у него было слишком много еды в холодильнике. Я поражалась, как у него остаются силы готовить дома после работы и занятий в школе. Я старалась пристроить блюдо с мясом на картонную коробку и баночку плавленого сыра. В ходе этих манипуляций я случайно задела дыню, и она скатилась с верхней полки и опрокинула кувшин с апельсиновым соком, который расплескался мне на штаны.

— Черт! — Я вся была в апельсиновом соке, а под ногами у меня образовалась оранжевая лужа. Кувшин был пластиковым и не разбился. — Я такая растяпа!

— Не волнуйся. Оранжевый тебе к лицу. Точнее, к ногам.

— Очень смешно.

— Хочешь, я дам тебе свои штаны, и ты переоденешься.

— Они, наверное, будут мне малы.

— Да брось, ты. Сейчас принесу.

Я проследовала за ним в комнату. Мне не хотелось узнать, что бедра у меня шире, чем у него.

— Ох, я вся липкая. Пойду приму душ.

— Конечно.

Спальня была очень уютной. Она располагалась в дальней части квартиры, и выходила окнами в сад. Очень уютное гнездышко для двоих влюбленных, а кровать действительно королевских размеров.

Том выдал мне чистое полотенце и пообещал, что приглядит за печеньем.

Я вошла в его ванную, чуть поколебалась перед тем, как закрыть дверь (а вдруг он захочет войти?), разделась и залезла под душ. Кафель в ванной был как новенький, а краны так и сияли.

Нашлось и небольшое окошко, через которое можно было увидеть часть улицы и наблюдать за жизнью снаружи, не вылезая из-под теплых струй. Забавно было шпионить за людьми, когда моешься в душе. Правда, это вам не Манхэттен, и объектов для шпионажа не нашлось. Казалось, что на планете все вымерли. Я воспользовалась его вишневым шампунем и выстраивала в голове различные сценарии этого вечера, когда он крикнул мне из кухни.

— Печенье готово. Сейчас я его выну!

— Давай.

Вытираясь, я представила, с каким наслаждением буду поедать десерт, запивая его холодным молоком из высокого стакана. После горячего душа меня начала мучить жажда. Я натянула его синие джинсы, но они оказались слишком узкими. Конечно, если втянуть живот, то можно было их даже застегнуть. Только вот ходить так не очень удобно. К тому же, ткань грубо касалась распаренной кожи. Я ненавидела одеваться до тех пор, пока полностью не высохну. Поэтому сняла джинсы и завернулась в плотное белое полотенце, которое и должно было скрыть мою наготу. Разглядеть что-нибудь было невозможно, так что ничего страшного, если я предстану перед ним в одном полотенце. И вот я стояла в дверях на кухню, голая и замотанная в полотенце.

Я видела его спину — он перекладывал печенье с противня на тарелку. Наверное, он услышал как я вошла, и сказал:

— Пахнет вкусно. Надеюсь, оно готово.

— Сложнее всего довести до готовности те, что лежат в самой середине, и не спалить при этом крайние.

— Да уж… — Повернулся он с тарелкой печенья в руках и замолчал, увидев меня голой. То есть почти голой, не считая полотенца.

— Джинсы не подошли. Может, у тебя есть пижама?

— Ага.

Он поставил тарелку на стол, и я вновь отправилась вслед за ним в его спальню. Он достал из ящика просторные штаны на резинке и синюю футболку и положил их на кровать.

— Наверное, подойдет.

— Спасибо.

По идее, он должен был сейчас выйти из комнаты. Но вместо этого еще раз окинул меня взглядом — а ведь я была в одном полотенце — подошел ко мне, обвил руками и обнял.

— От тебя вкусно пахнет, — сказал он, зарываясь лицом в копну моих мокрых волос. Мне захотелось ответить на его объятие, но мои руки были заняты — я держала полотенце.

— Это твой шампунь, — объяснила я.

А вообще, если я обниму его, полотенце никуда не денется. Ведь он прижал меня к себе, и наши соприкасающиеся тела не дадут ему упасть. И вот я тоже обняла его. А полотенце осталось на своем месте. Сейчас он смотрел мне прямо в глаза. Я замерла в нерешительности, но все же решилась спросить:

— Том?

— Да?

— Ты выключил духовку?

— Да.

— Мы же не хотим устроить пожар.

— Нет, — сказал он. — Не хотим.

И тут он поцеловал меня в губы. Я почувствовала, как полотенце начинает потихоньку сползать. Какая-то частичка меня хотела, чтобы оно упало на пол, и я могла прижаться своей грудью к его футболке, и чтобы его грубые джинсы касались моих обнаженных ног. Но белая тряпка по-прежнему держалась между нами. Когда я отступила назад, мои руки сами собой потянулись к нему. Вдруг он подумает, что я слишком толстая? Или что на мне слишком много волос? Что я слишком высокая? Или слишком застенчивая? Неужели мне все так же требовалось одобрение? Почему я так и не научилась ничему у своей матери? Была ли я до сих пор самой плохой ученицей в группе?