Искренность после коммунизма. Культурная история - [95]

Шрифт
Интервал

В посткоммунистической России публичные интеллектуалы апеллируют к искренности в ответ на исторические перипетии, но они также выдвигают на первый план идеалы искренности как реакцию на экономические трудности. В третьей главе я проследила дискурс о российской культурной жизни конца 1990‐х — начала 2000‐х годов. В то время активно обсуждали социально-экономические сложности, с которыми интеллектуальные круги столкнулись после краха коммунистического режима. Именно в этот период писатель Владимир Сорокин решил обратиться к риторике искренности — и к призыву «говорить сердцем» — в прозе и публичных выступлениях, что вызывало бурные дискуссии об искренности и коммодификации. История Сорокина убеждает в том, что для понимания постсоветского литературного поля нужно прежде всего понять его эмоциональную динамику. Социологи литературы подробно описали литературный рынок посткоммунистической России, но они редко обращаются к проблеме эмоций как аналитической категории[769]. Какая стратегия художественного выживания работает, какой культурный объект приобретает символический или экономический капитал? Судьба сорокинской «Трилогии» показывает, что на эти вопросы нельзя ответить, не принимая во внимание то, каким образом эмоциональные нормы, сообщества и режимы формируют определенный культурно-исторический период. Она также напоминает нам о том, что постмодернизм и социология литературы оставили неизгладимые теоретические следы в современном мышлении об искренности и коммерческой выгоде. Вопреки традиционным представлениям о художественной целостности (с одной стороны) и «хорошем бизнесе» (с другой)[770], современные критики, писатели и художники сторонятся бинарных схем. В России, как и в других странах, большинство прогрессивных интеллектуалов теперь сходятся во мнении, что искреннее самораскрытие и стремление к собственной выгоде на самом деле тесно связаны.

История Сорокина прозрачно говорила о том, что стремление к искренности усиливается в интеллектуальных кругах тогда, когда меняются политические и социально-экономические векторы. То же стремление укрепляется в периоды, когда видоизменяются средства массовой информации. В постсоветской России пропагандистские методы советской прессы уступили место более плюралистическому, дигитализированному медиапространству, существующему даже в условиях неоавторитарного управления СМИ в путинской России. В течение последних двух десятилетий пользователи социальных сетей активно участвовали в дискуссиях о новых медиа и их влиянии на самосознание, самовыражение и межличностные контакты. В четвертой главе я описала эти дискуссии, включив их в контекст транснациональных дебатов о дигитализации и искренности. Как мы видели, ведущие англоязычные и русские участники данных споров предлагают искренность в качестве привлекательного человеческого идеала в эпоху растущей стандартизации и автоматизации. Они охотно упиваются тем, что я назвала «мечтами о несовершенстве»: съемкой фильмов ручной камерой, изданием текстов с опечатками и созданием других творческих продуктов, которые не исключают, а приветствуют все эстетически несовершенное, видя в нем знак подлинно человеческого самовыражения в цифровую эпоху. Российские адепты несовершенства фетишизируют искренность — и тем самым противоречат известным утверждениям Джеймса Гилмора и Джозефа Пайна об «экономике опыта». По словам Гилмора и Пайна, «то, чего действительно хотят потребители» в мире высоких технологий, — это подлинность[771]. В России потребители культуры хвалят «антитехнологическую» реальность, но при этом редко говорят о подлинности. Они используют другое понятие, имеющее особое значение для постсоветского сознания: в нетехнологическом и несовершенном они ищут — искренность.

***

Показывают ли мои исследования, что в настоящий момент в России означает термин «искренность»? Строчки Пивинского дают подсказку возможного ответа; еще одну полезную попытку проанализировать понятие предприняла София Кишковская в статье, опубликованной в 2009 году в газете New York Times. Она указывала, что в России конца 2000‐х «„квартирники“, или „квартирные концерты“… переживают возрождение, а собрания, на которые можно попасть только по приглашению, конкурируют с ночными клубами. Глянцевые журналы рассказывают о „новой искренности“ и „новой духовности“, показывая, что зажиточные россияне, оправляясь от кризиса, предпочитают модным ресторанам собственные кухни»[772]. Кишковская полагает, что пусковым механизмом для подобной новорожденной искренности послужил финансовый кризис, а другие критики указывают и на иные факторы — переизбрание Путина, например, или арест панк-рок-группы «Pussy Riot» — в качестве катализаторов «спроса на „новую искренность“»[773].

Прочтения «новой искренности» Кишковской и ее коллег частично подтверждают, а частично опровергают мои собственные наблюдения, сделанные во время поездок в Россию. В Москве и Санкт-Петербурге я видела, что на фоне активных гражданских действий андеграундная атмосфера ощутимо усиливала «фактор искренности» новых культурных пространств и событий. Оба города могут похвастаться творческими центрами (такими, как «Флигель», «Тайга», «ARTPLAY» и «Винзавод»), скудная эстетика которых смутно напоминает позднесоветскую, склонную к искренности «кухонную» культуру, к которой апеллирует Кишковская. В то же время они привлекают весьма привилегированную и лишь слегка политически ангажированную аудиторию, очень похожую на публику, которую можно увидеть в постиндустриальных местах встречи в других регионах мира.


Рекомендуем почитать
Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства

В этой книге рассматриваются сложные проблемы социальной, политической, дипломатической, военной истории европейских государств накануне и на первых этапах Тридцатилетней войны (1618–1648 гг.) — первой всеевропейской войны, разразившейся на рубеже средних веков и нового времени и проходившей на фоне широких народных движений этой переходной от феодализма к капитализму эпохи. По-новому используя широкий круг источников, в том числе богатые материалы русских архивов, Б. Ф. Поршнев показывает место России в системе европейских государств того времени, ее роль в истории Тридцатилетней войны.


Оттоманские военнопленные в России в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

В работе впервые в отечественной и зарубежной историографии проведена комплексная реконструкция режима военного плена, применяемого в России к подданным Оттоманской империи в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. На обширном материале, извлеченном из фондов 23 архивохранилищ бывшего СССР и около 400 источников, опубликованных в разное время в России, Беларуси, Болгарии, Великобритании, Германии, Румынии, США и Турции, воссозданы порядок и правила управления контингентом названных лиц, начиная с момента их пленения и заканчивая репатриацией или натурализацией. Книга адресована как специалистам-историкам, так и всем тем, кто интересуется событиями Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., вопросами военного плена и интернирования, а также прошлым российско-турецких отношений.


Монголия в XIII–XIV веках

Опираясь на монгольские и китайские источники, а также широкий круг литературы, автор книги подробно описывает хозяйство, политические и социально-экономические институты, состояние культуры монгольского народа в период господства монгольских завоевателей в Китае (1260–1388).


Варфоломеевская ночь: событие и споры

Что произошло в Париже в ночь с 23 на 24 августа 1572 г.? Каждая эпоха отвечает на этот вопрос по-своему. Насколько сейчас нас могут устроить ответы, предложенные Дюма или Мериме? В книге представлены мнения ведущих отечественных и зарубежных специалистов, среди которых есть как сторонники применения достижений исторической антропологии, микроистории, психоанализа, так и историки, чьи исследования остаются в рамках традиционных методологий. Одни видят в Варфоломеевской ночи результат сложной политической интриги, другие — мощный социальный конфликт, третьи — столкновение идей, мифов и политических метафор.


Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии

Автор книги – Фируз Казем-Заде, доктор исторических наук, профессор Йельского университета (США), рассказывает об истории дипломатических отношений России и Англии в Персии со второй половины XIX до начала XX века. В тот период политическое противостояние двух держав в этом регионе обострилось и именно дипломатия позволила избежать международного конфликта, в значительной степени повлияв на ход исторических событий. В книге приведены официальная дипломатическая переписка и высказывания известных политиков.


Советско-японский пограничный конфликт на озере Хасан 1938 г. в архивных материалах Японии: факты и оценки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


АУЕ: криминализация молодежи и моральная паника

В августе 2020 года Верховный суд РФ признал движение, известное в медиа под названием «АУЕ», экстремистской организацией. В последние годы с этой загадочной аббревиатурой, которая может быть расшифрована, например, как «арестантский уклад един» или «арестантское уголовное единство», были связаны различные информационные процессы — именно они стали предметом исследования антрополога Дмитрия Громова. В своей книге ученый ставит задачу показать механизмы, с помощью которых явление «АУЕ» стало таким заметным медийным событием.


Распалась связь времен? Взлет и падение темпорального режима Модерна

В своей новой книге известный немецкий историк, исследователь исторической памяти и мемориальной культуры Алейда Ассман ставит вопрос о распаде прошлого, настоящего и будущего и необходимости построения новой взаимосвязи между ними. Автор показывает, каким образом прошлое стало ключевым феноменом, характеризующим западное общество, и почему сегодня оказалось подорванным доверие к будущему. Собранные автором свидетельства из различных исторических эпох и областей культуры позволяют реконструировать время как сложный культурный феномен, требующий глубокого и всестороннего осмысления, выявить симптоматику кризиса модерна и спрогнозировать необходимые изменения в нашем отношении к будущему.


Внутренняя колонизация. Имперский опыт России

Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.


Революция от первого лица. Дневники сталинской эпохи

Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.