Искатели счастья - [10]

− Пустяки, − улыбнулся я, − бандитский кулак.

− Стасик, Юра меня защищал, − сказала Зоя. − У него может быть сотрясение мозга.

− Не может, − возмутился я, − чтобы чему-то сотрясаться, нужно это иметь.

− Ну не шути так, − оборвала меня Зоя, превращаясь в строгую медсестру. − Ты, Стасик, давай беги по своим делам, а я займусь раненым. − Потом повернулась ко мне и скомандовала: − Так, сначала ты, Юра, выпьешь крепкого чаю. Потом на глаз компресс положу. Кажется, еще медные пятаки хорошо…

Стоит ли говорить, что я с готовностью согласился на этот медицинский эксперимент. За мной ухаживала самая лучшая девушка. А я лежал на диване, чувствуя как моего лица касаются ее легкие пальцы, вдыхал молочный ветерок её дыхания и блаженствовал. Если и есть счастье, то вот оно! Рядом и вокруг, как теплое оранжевое облако, из которого она появилась после нокаута.

    На моём глазу лежал марлевый компресс, я улыбался, как Деточкин после премьеры «Гамлета». И вдруг, ни с того ни с сего, вспомнил один разговор с Лешкой. Он тогда закрыл дверь своей комнаты, как-то криво улыбнулся и протянул мне пачку фотографий с не вполне одетыми девицами.

− Это я их фотографировал, − гордо сообщил он, ожидая похвалы.

− Какая грязь! − прохрипел я, чувствуя приближение приступа тошноты.

− Ничего подобного. Очень даже чистые девочки. Все из приличных семей. Хочешь вот с этой сегодня познакомлю. У нее вечеринка будет. Есть возможность стать настоящим мужчиной. Она уже опытная.

− Нет!

− Зря.

− Отстань.

− Как хочешь.

…Резко привстал я на диване и потряс головой, отгоняя гнусные воспоминания. Зоя присела рядом и положила руку на плечо:

− Что с тобой? Тебе плохо?

− Нет, Зоинька, всё хорошо.

Долго смотрел на девушку. Она смутилась. Рядом с ней я испытывал неописуемое блаженство. Мне всё нравилось в ней: глаза, ресницы, пухлые губы, легкий румянец, проступающий на смуглых щеках, каштановые волосы, заплетенные в косу, легкие руки, чуть покатые плечи, упругая фигурка… Даже вот эти округлые колени, которые она прикрывала руками. Даже этот свежий молочный запах её дыхания. Даже белые шерстяные носки, в которых она ходила по дому. Всё! Буквально всё в этой девушке мне нравилось и вызывало восторг. В моем сознании те, раздетые девицы с фотографий, и Зоя никак не соединялись. Конечно, я помнил её в спортзале на уроках физкультуры и гаденькие шутки, которые отпускал Лешка по поводу ее

− Зоя, можно с тобой поговорить на одну очень щекотливую тему?

− Попробуй, − выдохнула она, еще больше смущаясь.

− Мы взрослеем, − начал я медленно, осторожно подбирая слова. − Мои друзья уже попробовали на вкус запретный плод. Вокруг меня постоянно звучат разговоры на эту тему. А мне все это противно. Понимаешь?

− Да, Юра. Мне это знакомо. Может поэтому я почти всегда одна.

− Скажи честно, как другу. Ведь ты, наверное, тоже чувствуешь эти взрослые желания?

− Да, конечно, − кивнула она, не поднимая глаз. − Я ведь живой человек.

− И как ты с этим справляешься?

− Я сказала, что я тоже живой человек. Но я не животное, понимаешь?

− Да, конечно.

− Значит, нужно научиться эти… желания как-то обуздывать. Наверное, этому нужно учиться, как учатся ходить, говорить, готовить обед. Просто научиться… для того, чтобы не потерять человеческий облик. Чтобы будущему супругу в глаза смотреть было не стыдно.

− Спасибо, Зоя. Тебе, наверное, непросто было говорить об этом?

− Ну, в общем, да. − Она подняла глаза и положила руку мне на предплечье. − Но с тобой это не так трудно, как с другими. Ты умеешь понять девушку. Я тебе доверяю. Полностью.

− Спасибо, − кивнул я, едва сдерживая подступившую к сердцу волну теплой нежности.

− Ну что, дорогой гость, − вспорхнула она, легко вставая с дивана, − не пора ли мне тебя накормить? А то ведь на чае долго не протянешь. Вставай, Юрик, пойдем в столовую.

  Мы зашли в ванную, помыли руки под струей воды, побрызгались по-детски, вытерли руки одним полотенцем. В просторной кухне-столовой сел за круглый стол, а хозяюшка засуетилась между холодильником и плитой.

− А я сидел за своим одиноким столом, − комментировал вслух происходящее, − и любовался девушкой. И всё-то в ней было так ладно: и эти плавные движения рук, изящные наклоны гибкого стана, и редкие, но такие теплые, взгляды её чарующих персидских очей.

Зоя молча продолжала разогревать котлеты с гречневой кашей, выкладывала в фарфоровый салатник маринованные огурцы с квашеной капустой.

− Я любовался этой девушкой-совершенством и представлял себе её в роли своей законной жены.

Зоя шаловливо глянула из-за плеча и полушепотом произнесла в пространство:

− Продолжай…

− … И никак не мог представить! − закончил я импровизацию. В меня полетело полотенце, я автоматически увернулся, поймал и протянул хозяюшке. − А вот бросаться разными предметами в горячо любимого гражданина − политически безграмотно и идеологически неверно.

Она подлетела ко мне, подбоченилась и готова была сказать что-то дерзкое. Не успела. Я поднялся и крепко обнял ее за плечи. Она дернулась, тихонько заскулила и обмякла. Я гладил ее поникшую головку, длинную теплую шею и шептал на ушко:

− Она чувствовала себя пленницей, попавшей в тиски его мощных объятий. Это её поначалу ошеломило. Но потом… Потом она обмякла и, не зная почему, сама обхватила тонкими руками его мощную широкую спину.