Искатель, 2018 № 09 - [3]

В доме же у Филатьева ему было очень не по душе. Петр Дмитриевич Филатьев, разбогатевший в судьбоносное для толкового и бойкого разночинца царствование Петра Великого, в Москве слыл первостатейным и богатейшим купцом. Из общения с образованными людьми вынес Петр Дмитриевич мнение о равенстве людей, однако из сего положения сделал он вывод о равенстве своем с дворянами, а о простонародье в этой умственной перспективе и не вспоминал. Вот и крепостных слуг покупал для себя, пользуясь данною Петром Великим купцам льготою, однако тиранствовал над ними безбожно и на малое их количество возложил обязанности, распределенные богатых дворянских домах между десятками слуг. Ванька, к примеру, выписан был из деревни на должность комнатного казачка, в обязанности которого входило, неотлучно пребывая при хозяине (он и спал не в молодцовской[1] с приказчиками, а в хозяйской опочивальне), подавать по его жесту трубку, предварительно почищенную и набитую, а случатся гости — им также. Кроме того, по приказу хозяина должен был он подавать и убирать ночной горшок, выносить, чтобы уж сразу обо всех гадостях сказать, поганое ведро из господского захода[2], везде подметать и мыть полы, зимой топить печи и колоть для них дрова, таскать дрова на кухню, носить из Яузы воду для бани и на кухонный расход, чистить платье и обувь хозяина, а в свободное от услужения время состоять под командою у кухарки. Единственной из обязанностей, что Ваньку не тяготила, были субботние походы с кухаркой Насткой на базар и в мясную лавку за жизненными припасами: он, паренек сметливый, во время этих коротких отлучек из надоевшего филатьевского двора успевал многое узнать о Москве и ее порядках, а главное, пытался разведать, куда сможет податься, когда сбежит от хозяина. А что сбежит рано или поздно, в этом-то свободолюбивый Ванька не сомневался.

Хозяин, человек вдовый и к женскому полу, к удивлению Ваньки, не очень прилежный, вечерами часто пускался в загул, после чего приходил уже утром. Ванька в таких случаях перемещался из своего закутка в углу хозяйской спальни, за большим сундуком, где спал на голом полу, на печку в кухне, под бочок к кухарке Настке, относившейся к нему почти по-матерински. На рассвете — как правило, с затвердевшим неведомо отчего стручком — он возвращался на свое место за сундуком, подливал масла в лампадки в красном углу, встречал похмельного хозяина тарелкою квашеной капусты и под руку отводил в красный угол, где Филатьев бухался на колени и принимался каяться в выражениях витиеватых и Ваньке не всегда понятных.

Как-то вечерком Ванька задремал за своим сундуком — да так сладко, что проспал все на свете: и что хозяин загулял и можно идти на печь, и даже его возвращение. Проснулся он от бухтения двух голосов, хозяйского и чужого. Лаялись они матерно, употребляя известные Ваньке с рождения слова в странных сочетаниях, а потом замолчали, а кто-то из них захрипел. Ванька осторожно выглянул: на кровати хозяин Петр Дмитриевич, во тьме, еле рассеиваемой лампадками, крепко держал за шею незнакомого солдата. Ванька перекрестился и съежился за сундуком: не ровен час, хозяин и его задавит. Хрипы прекратились, а Петр Дмитриевич снова подал голос, обзывая солдата всякими похабными словами, потом закряхтел, подхватив его тело себе на плечи. Тяжело ступая, направился он к двери и не закрыл ее за собою, как и дверь в сени.

Сам не зная еще, зачем он это делает, Ванька преодолел страх, выполз из-за сундука и проскользнул вслед за хозяином. Из молодцовской сквозь и закрытую дверь пробивался мощный храп приказчиков. Кухарка Настка мирно сопела на печи в кухне. Петр Дмитриевич оставил открытою и дверь черного хода. Полная луна сияла над двором, и Ванька из сеней увидел, как хозяин переваливает солдата через забор. На замусоренный пустырь то есть, а там, в двух шагах, Яуза. В речку, что ли, хочет скинуть? Подумав, Ванька решил, не дожидаясь возвращения хозяина, пойти спать на кухню. От страха долго не мог заснуть, потому утром проспал, был за ухо стащен с печки хозяином и допрошен с пристрастием, когда сюда пришел. Ванька, не будь дурак, пояснил, что сразу после вечерни. За что и был бит. Улучив минутку, Ванька перемахнул и сам через задний забор, и на пустыре быстро нашел место, где ночью была вырыта и засыпана яма.

Воспользовавшись первым же походом с Насткой на базар, Ванька отпросился у нее перед базарными воротами и клятвенно обещался встретить ее тут же через полчаса. Подождав, пока широкая спина кухарки растворится в толпе, побежал в казенную винную лавку, тут же рядом. С улицы сперва не разглядел, а как глаза привыкли, увидел, что Петр Камчатка, слава Богу, здесь.

— Эй, малец, пошел отсюда! — рявкнул от стойки мордатый целовальник.

— Этот ко мне, полупочтенный, ко мне, — отмахнулся от него Камчатка. — Канай сюда, малый!

Петр Камчатка, о косм Ванька знал доподлинно, что он ведомый московский вор, одевался с высшим мещанским шиком и поражавшей Ваньку опрятностью. Был он не семью годами только старше Ваньки, но целой полупрожитой московской жизнью. Глядел человеку прямо в глаза и с таким выражением бритого лица, будто ничего он тебе, кроме добра, не желает.