Искандер-наме - [7]

Коль земля все, что скрыла, явила бы вновь,—

Все просторы земли затопила бы кровь.

Ты — беспомощен; области смертные — строги:

В их предел для помощника нету дороги.

Но коль помощь не внидет в сей замкнутый край,

Что напрасно взывать? Примирись. Не взывай.

Сделай угол свой крепостью. Помощь другая

Лишь в молчанье. Молчи, сам себе помогая.

БОИ ДАРИЯ С ИСКАНДЕРОМ ПРИ МОСУЛЕ

Подойди, виночерпий! Вино ты подашь

И отмеришь сегодня мне несколько чаш!

Я возжаждал вина наилучшего, чтобы

Хоть на час избежать этой жалкой трущобы.

* * *

И лазурный, над нами крутящийся свод,

И небесных светил предназначенный ход, —

Не пустая игра. Сей завесы узоры

Не затем, чтобы тешить беспечные взоры.

В ней с премудрым значением каждая нить,

Но откуда они, — кто б помог разъяснить?

Как нам ведать, на что вскинем завтра мы веки?

Кто от наших очей удалится навеки?

Кто на кладбище из дому будет снесен?

Кто увидит, что светлый сбывается сон?

* * *

О добре и о зле повествующий снова

О великих царях начал мерное слово:

Когда принял фагфур день пришедший, а ночь,

Взяв динар, жемчуга свои бросила прочь, —

Оба войска сошлись и, как два полукруга,

Словно Кафский хребет, встали друг против друга.

И железных шипов на ристалище зла

Разбросали для конных врагов без числа.

Крик начальников слышался. Передовые

Продвигались ряды. Все сердца боевые

Позабыли покой. Так столпились войска.

Что у сжатых бойцов затрещали бока.

И примолкли два войска, отряды построя

Не пустив еще в бой ни единого строя, —

Верно, думали все: будет мир заключен.

И мечи не покинут спокойных ножон.

Но кичливы и молоды недруги были.

Пламень с влагой сошлись и о мире забыли.

Был нарушен покой, и возникла беда,

И жестокому бою пришла череда:

Устремляясь на зла огневую дорогу,

Не стремились цари к миролюбья порогу.

Барабаны забили. Литавры в уста

Стало небо лобзать. И небес высота

Звоном сотен зеркал огласилась; в их звоне

Свирепел каждый слон, несший их на попоне.

С воплем тем, что вздымал тюркский воющий най,

Вопли тюркских бойцов огласили весь край.

Стали рыканьем львов пробужденные трубы,

Зовы звонких рогов в мозг вонзались, как зубы.

Непрестанно свистел звук змеистых плетей,

Возлетавший в пределы небесных полей.

Кто слыхал о неистовстве столь же великом?

Горячили друг друга все воины криком.

Будто рушились горы, и сам Исрафил,

Страшный суд возвещая, в трубу затрубил.

Пыль объяла весь воздух. Весь мир в этой буре,

Потеряв повода, позабыл о лазури.

Чепраки и шеломы окутывал прах.

Высь была на земле, а земля в небесах.

Мгла над смертными стонами руки простерла,

И арканы сжимали хрипящие горла.

Подымал испаренья дыхания жар.

От мечей, как от молний, рождался пожар.

Так чихали мечи от крутящейся пыли,

Что несчастные души над полем поплыли.

Полководец иранский поставил с утра

Все войска в должный строй. Начиналась игра.

И о правом крыле он подумал: урона

Не могла понести эта лапа дракона.

Вслед за этим он левое создал крыло.

Словно море железа в порядок пришло.

Так стремился он к мощному их единенью,

Что свет солнца не справился с плотною тенью.

Сердцевины рядов. Всех спасла бы она

В миг смятенья, булатная эта стена.

Но и царь Искендер, словно воск уминая,

Создал пальму из войск. Он от края до края

Подготовил свои подкрепленья. Потом,

Дав мечи и кольчуги просившим о том,

Роздал шлемы бойцам, — так вот щедрые грозы

Льют сверкающий деждь на румяные розы.

Все ряды его войск были, словно скала.

Середина рядов неприступна была.

Мерный строй всех бойцов увидав, не дивитесь

Что в рядах не один жаждал подвига витязь.

И внезапная смерть черный взвихрила прах,

И у светлых небес свет померкнул в очах.

Всюду кровь потекла, — где ей сыщется мера!

Запылала земля, словно красная сера.

Из засад крепких луков, и гибель и стоны

Породив, друг за другом летели драконы.

Вился в кольцах аркан, словно алчный дракон,

Пожирать вражий клад стал с поспешностью он.

Так свирепо рычали слоны боевые,

Что все львы пригибали от ужаса выи.

И бойцы поднимать не жалели чела:

Меч над каждым сверкал, полон гнева и зла.

Состраданье пропало. Тут ждал бы удара

Даже сын от отца. Битва сделалась яра.

И от мира далек был спасенья шатер,

И по древкам знамен плыл кровавый узор.

Столько стрел прорвалось сквозь пробитые брони

Что горячих стрелков покраснели ладони.

Так огнем ратоборства весь край был покрыт,

Что взлетали огни из-под конских копыт.

Посреди своих войск, в этом яром пожаре,

Черным львом всем казался озлобленный Дарий.

В жажде недруга стиснуть и к праху пригнуть

Он расправил свою многомощную грудь.

Там, где руку вздымал он в свирепом запале,

Сотни вражьих голов возле ног его пали.

Налетев на врага, — он лишал его сил,

Ударяя, — он голову вражью сносил.

И покрыл всю окрестность в бою своем страстном

Он атласом румийским разодранным, красным.

Но и царь Искендер, не жалея себя,

Начал страшный свой суд, нападавших рубя.

Тотчас руки в сраженье пустил он умело,

И в руках у него два меча заблестело.

И мечам, чьи лучи так сверкали в пыли,

Отказать в своей жизни враги не могли.

Если в череп слона бил он жалом кинжала,

Миг — и туша слона черным прахом лежала.

Если б в реку он бросил свой пламенный гнев,

То зажег бы и реку палящий посев.

В гневе был он, что лев, разъяренный в погоне,